Маршалы Наполеона. Исторические портреты

Между маршалами начали укрепляться отношения взаимной ненависти, как, впрочем, и дружбы. Ланн и Ожеро, всегда бывшие закадычными друзьями, не могли выносить одного вида Мюрата и Бессьера. Ней испытывал отвращение к Массена и Даву и неприязнь к Бернадоту. Виктору и Сульту не нравились они все. Лучшим другом Даву в армии был сын пивовара Удино, но даже эта дружба не пережила дня крушения империи. Сульт не заводил себе близких друзей, хотя и восхищался смелостью и энергичностью Нея; Сен-Сир и Мармон, которые пока еще не стали маршалами, делили с Массена его постоянное презрение ко всем прочим. Единственным из первой группы маршалов, которого любили все остальные, был искренний и веселый Мортье. Он импонировал также и англичанам. Он не только умел говорить по-английски, но по своему облику ближе всех других маршалов отвечал представлению об английском сквайре, эдаком любителе поохотиться на лисиц. «Под его началом будет с гордостью служить каждый офицер!» — писал один английский современник, встречавший его в Париже во время перемирия.

После того как между царем и императором в Тильзите было достигнуто полное согласие, большая часть французской армии была отправлена во Францию, и двенадцать последовавших за этим месяцев были свидетелями социального расцвета империи, сопровождавшегося непрерывными балами, театральными представлениями, банкетами, концертами и приемами, а владельцы парижских магазинов, потирая руки, пересыпали наличные в свои кассы. Салоны и иллюминированные празднества сделались теперь ареной соперничества дам из кругов новой аристократии.

Не обходилось без сцен ревности и скандалов, которые в основном происходили из-за детских шалостей братьев и сестер Наполеона. Надо сказать, что каждый (или каждая) из них собрали вокруг себя целый круг придворных и вечно попадали в ситуации, заставлявшие императора буквально кипеть от гнева.

Самые большие неприятности создавала сестра Наполеона и супруга Мюрата Каролина, и, когда император узнал, что она соблазнила одного из его ближайших друзей генерала Жюно, он пришел в совершеннейшее негодование. На ее собственные глупости накладывались еще и глупости ее мужа, о котором Наполеон как-то сказал: «Эти титулы совершенно вскружили ему голову! На поле боя он делает чудеса, а в других местах он баран бараном!»

Тяга Мюрата к красивому не ограничивалась мундирами. Свои экстраординарные вкусы он нес и в бальные залы, где его кудри, перья и меха получали надлежащую оценку. Одна из наблюдавших за ним дам однажды едко заметила: «Его наряды могли бы украсить гардероб бродячего актера!» Этой его роли вполне отвечал некий эпизод, имевший место на одном из маскарадов, устроенных его женой.

Сам Наполеон не танцевал и почти не участвовал в тех увеселениях, которые устраивались в гостиной, но ему нравилось смотреть, как веселятся другие. Он понимал, что блеск всех этих балов и маскарадов отражает веру общества в прочность империи. Поэтому он распорядился, чтобы его сестры и очаровательная падчерица Гортензия по очереди давали балы раз в неделю. Правда, Полина, самая привлекательная и самая ленивая в семействе, уклонялась от этого. Несмотря на свою репутацию нимфоманки, она в таких случаях всегда ссылалась на недомогание, но Каролина и Гортензия выступили в этом году в роли хозяек на целой веренице блестящих балов. Каролина принимала гостей по пятницам, Гортензия — по понедельникам. На балу или маскараде обычно присутствовало около двухсот гостей, причем дам всегда было в три раза меньше, чем кавалеров. На одном из таких маскарадов в самый разгар танцев неожиданно раздался повелительный женский голос: «Я желаю, чтобы она немедленно покинула мой дом!» Ошеломленные гости делали вид, будто не понимают, что это голос хозяйки бала Каролины. Этот приказ, произнесенный на повышенных тонах и адресованный ее супругу, относился к известной даме, которая на данный момент состояла в любовницах у Мюрата. Она попала на бал благодаря Гортензии, которая потом даже выражала притворное негодование, но каждый из присутствующих не мог не понимать, что это месть Гортензии Каролине за ее дурное отношение к Жозефине, ее матери.

Сама Гортензия тоже не всегда бывала осмотрительной. Однажды она явилась на маскарад в костюме девственницы-весталки, что, может быть, прошло бы и незамеченным, не будь она на восьмом месяце беременности. Скандалы, однако, не могли остановить в этом сезоне лихорадочную веселость хозяек парижских гостиных. В самую ночь побоища при Прейсиш-Эйлау в столице состоялся блистательный бал, и многим из его участниц впоследствии пришлось узнать, что они стали вдовами как раз во время очередного танца.