Когда наступила ночь, французы продолжали удерживать занятую ими территорию, но вся армия от маршала до молоденького новобранца была потрясена масштабами потерь и опасностью ситуации, в которую она попала. Наступившая пауза дала возможность Ланну и Бессьеру продолжить свою ссору, и эта ночь стала свидетельницей одного из самых ожесточенных споров между высшими офицерами Великой армии. Ланн случайно встретил Бессьера лицом к лицу, когда тот как раз отчитывал Марбо за грубость, проявленную им днем, и тотчас же бросился выручать Марбо. «Если бы император поставил меня вам под команду, я бы тотчас же вышел в отставку! — вскипел он. — Но раз уж вы находитесь под командой у меня, то отдавать приказы буду я, а вы извольте им подчиняться!» И Ланн подробно объяснил, почему он сформулировал свой приказ именно в таком виде. «Это — потому, что вы бездействовали весь день и даже не приблизились к противнику!» — заявил он. «Но это — оскорбление, — парировал Бессьер, — и вы дадите мне удовлетворение!» Его рука потянулась к ножнам. «Если вам угодно, то хоть сейчас», — ответил Ланн и начал вытаскивать саблю.
Нет ни малейшего сомнения, что сейчас могла бы начаться дуэль не на жизнь, а на смерть, если бы не благоразумное вмешательство Массена, старшего начальника обоих маршалов. «Оружие — в ножны, и немедленно! — загремел он. — Вы — в моем лагере, и я не позволю своим солдатам смотреть, как два маршала тычут друг в друга саблями на глазах у врагов!»
Оба взрослых ребенка подчинились ему с мрачным видом, а Массена, взявшему Ланна под руку, удалось несколько успокоить его. Бессьер же отправился к себе. Несколько позже император вызвал к себе обоих. Он принял сторону Ланна и высказал серьезные упреки бывшему цирюльнику. Письменных свидетельств того, что произошло между ними в эту ночь, не сохранилось, но Бессьер, видимо, получил совершенно определенные инструкции насчет того, как он должен держать себя по отношению к своему непосредственному начальнику. На следующее утро он явился к Ланну за новыми приказами, не дожидаясь, когда они будут присланы к нему. Было бы приятно сообщить, что беззаботный гасконец хорошо воспринял этот дипломатический ход и постарался замазать возникшую между ними трещину, но на самом деле произошло нечто прямо противоположное. Ланн холодно посмотрел на Бессьера и затем произнес: «Поскольку вы, месье, ожидаете моих приказов, я приказываю вам учесть следующие обстоятельства!..» — и он начал излагать свои тактические соображения. Но на этот раз Бессьер держал себя в руках. Он слушал и не подавал никаких реплик.
Солнце еще не поднялось высоко, как снова завязалась ожесточенная битва. Первоначально казалось, что французы вот-вот оторвутся от предмостных укреплений и совсем отгонят австрийцев от реки. И они бы успешно это сделали, если бы плывущие по реке бревна не разрушили один из пролетов моста, связывающего остров с дальним берегом реки. Поток подкреплений и боеприпасов тотчас же прекратился, и французам пришлось отступить в результате яростной контратаки австрийских частей.
Мост был восстановлен, и с прибытием подкреплений французы снова было бросились вперед, но теперь новый каприз генерала Дуная привел их на самый край катастрофы. Несколько выше Лобау австрийцы отбуксировали на глубину плавучую мельницу, она поплыла вниз по течению и ударила прямо в понтонный мост, и без того перегруженный, разнеся его на куски. Каждый солдат, припертый спиной к реке, теперь был полностью отрезан от своего тыла, вероятно, на много часов.
Эрцгерцог полностью использовал преимущества, которые предоставляла ему ситуация. Все свои силы он бросил против защитников предмостных укреплений, и Асперн был отбит австрийцами. Одновременно он произвел атаку на Эсслинг, и французы были выбиты из зернохранилища.
Ланн принял вызов. Это, впрочем, было единственное, что он мог сделать. А именно — он бросил кавалерию Бессьера в серию яростных атак. Нечего и говорить о том, что на этот раз маршалу не пришлось посылать приказ биться до последнего. Каждый солдат французских дивизий отдавал себе отчет, что он сражается за свою жизнь. Даву, собиравшийся начать переправу как раз в тот момент, когда мост рухнул, организовал импровизированные челночные перевозки, посылая на другой берег каждый бочонок пороха, каждую пулю, на которые он только мог наложить свою руку.
Французы держались, и их саперы отчаянно работали на мосту. На глазах Ланна был убит генерал Сен-Илер. Погиб и старый учитель и друг Ланна генерал Пузе. Потом наступило временное затишье, и Ланн, страшно расстроенный гибелью старого друга, медленно пошел в сторону деревни Энцерсдорф, расположенной неподалеку от кирпичного завода Эсслинга, а потом уселся на берегу, погруженный в мрачные раздумья. Через несколько минут к нему приблизилась группа солдат, несущих на плаще тело его мертвого друга. Ланн встал и отошел на несколько шагов, а затем снова сел.