Марсианские хроники

And this disease was called The Loneliness, because when you saw your home town dwindle the size of your fist and then lemon-size and then pin-size and vanish in the fire-wake, you felt you had never been born, there was no town, you were nowhere, with space all around, nothing familiar, only other strange men.	Болезнь называлась Одиночество. Потому что стоило только представить себе, как твой родной город уменьшается там, внизу - сначала он с кулак размером, затем - с лимон, с булавочную головку, наконец, вовсе пропал в пламенной реактивной струе - и у тебя такое чувство, словно ты никогда не рождался на свет, и города никакого нет, и ты нигде, лишь космос кругом, ничего знакомого, только чужие люди.
And when the state of Illinois, Iowa, Missouri, or Montana vanished into cloud seas, and, doubly, when the United States shrank to a misted island and the entire planet Earth became a muddy baseball tossed away, then you were alone, wandering in the meadows of space, on your way to a place you couldn't imagine.	А когда твой штат - Иллинойс или Айова, Миссури или Монтана - тонул в пелене облаков, да что там, все Соединенные Штаты сжимались в мглистый островок, вся планета Земля превращалась в грязновато-серый мячик, летящий куда-то прочь, - тогда уж ты оказывался совсем один, одинокий скиталец в просторах космоса, и невозможно представить себе, что тебя ждет.
So it was not unusual that the first men were few.	Ничего удивительного, что первых было совсем немного.
The number grew steadily in proportion to the census of Earth Men already on Mars. There was comfort in numbers.	Число переселенцев росло пропорционально количеству землян, которые уже перебрались на Марс: одному страшно, а на людях - не так.
But the first Lonely Ones had to stand by themselves.	Но первым, Одиноким, приходилось полагаться только на себя...
December 2001: THE GREEN MORNING	Декабрь 2001 Зеленое утро
When the sun set he crouched by the path and cooked a small supper and listened to the fire crack while he put the food in his mouth and chewed thoughtfully.	Когда солнце зашло, он присел возле тропы и приготовил нехитрый ужин; потом, отправляя в рот кусок за куском и задумчиво жуя, слушал, как потрескивает огонь.
It had been a day not unlike thirty others, with many neat holes dug in the dawn hours, seeds dropped in, and water brought from the bright canals.	Миновал еще день, похожий на тридцать других: с утра пораньше вырыть много аккуратных ямок, потом посадить в них семена, натаскать воды из прозрачных каналов.
Now, with an iron weariness in his slight body, he lay and watched the sky color from one darkness to another.	Сейчас, скованный свинцовой усталостью, он лежал, глядя на небо, в котором один оттенок темноты сменялся другим.
His name was Benjamin Driscoll, and he was thirty-one years old.	Его звали Бенджамен Дрисколл, ему был тридцать один год.
And the thing that be wanted was Mars grown green and tall with trees and foliage, producing air, more air, growing larger with each season; trees to cool the towns in the boiling summer, trees to hold back the winter winds.	Он хотел одного - чтобы весь Марс зазеленел, покрылся высокими деревьями с густой листвой, рождающей воздух, больше воздуха; пусть растут во все времена года, освежают города в душное лето, не пускают зимние ветры.
There were so many things a tree could do: add color, provide shade, drop fruit, or become a children's playground, a whole sky universe to climb and hang from; an architecture of food and pleasure, that was a tree.	Дерево, чего-чего только оно не может... Оно дарит краски природе, простирает тень, усыпает землю плодами. Или становится царством детских игр - целый поднебесный мир, где можно лазить, играть, висеть на руках... Великолепное сооружение, несущее пищу и радость, - вот что такое дерево.