— Ну ладно!.. Скажите, товарищ, а у вас тоже беда с избирательными списками?
— Да.
— Так ведь у вас одни венгерцы живут.
Поезд тронулся, вагоны дернулись, и головы беседующих снова соприкоснулись.
— Венгерцы-то венгерцы, — ответил босой усач и, сжав губы, резко втянул воздух носом, потом тихо продолжал: — Да вот как раз потому, что у нас одни венгерцы живут, нас экзаменовал не бургомистр, а полицмейстер. А он человек известно какой: снаружи гладко, да внутри гадко. Мы вошли, он дал каждому карандаш и спросил даже: «Товарищ?» Кто не возражал, тому он говорил, потирая руки: «Дело хорошее… товарищ! Что ж, товарищ, напишите: «Монт Эверест, Боа-Констриктор, Нью-Йорк», — так и продиктовал одни английские да латинские слова. Кто ж тут не ошибется? Вот и провалились горемыки все до одного. Наконец очередь дошла и до меня. «Товарищ? — кричит он мне. Меня ведь он, сукин сын, знает как облупленного. — Пишите: «Прагматическая санкция». — «Протестую!» — говорю я ему. «Протестуете? — Полицмейстер засмеялся, да так, что у меня аж мороз по коже, — Вам, товарищ, хочется венгерские слова писать?» — «Конечно. Я ведь как-никак венгерец!» — отвечаю я. «Хорошо, — говорит он. — Пишите: «Уцца»[19]. Я написал. Он взял бумажку и показывает: «Неверно!» — «Почему же это неверно?» — спрашиваю я. «А потому, что это слово, товарищ, согласно правилам правописания, установленным Академией наук, пишется не через два «ц», а через «тц». — «Академия от нас далеко», — говорю я ему. «Молчать! — кричит он, а сам улыбается, все зубы оскалил. — А впрочем, имейте в виду, что венгерский язык знает только тот, кто голосует за Иштвана Тису! Можете идти».
Тихо стало в вагоне, слышен был только бесстрастный перестук колес.
— Да, — и усач разогнулся, — а зовут меня Дёрдь Уштор. С кирпичного завода я… — И он протянул руку. — Секретарь партийной организации города К.
— А я Шимон Дембо. Сапожный подмастерье. Слыхали про такого?
— Имре Бойтар… словом, литейщик, — представился угрюмый парень с костлявым лицом.
— Константин Апостол, Ионеску Костин. Мы шахтеры, — сказали спутники Дембо.
Обменялись рукопожатиями. Потом все, словно по команде, закурили.
Имре Бойтар поднял лицо, изъеденное графитом и медной пылью. За окном пробегали телеграфные столбы. Будто кружась, проплывали копны пшеницы. Зеленели поля кукурузы. Акации, стоявшие у самого полотна дороги, шелестя, задевали окна вагона.
Над большой венгерской равниной раскинулось безоблачное синее небо.
Казалось, в родной нашей отчизне царят мир и благодать.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
Поезд уже приближался к Будапешту, как вдруг небо потемнело и все кругом сотряслось от могучего удара. Несколько минут спустя хлынул ливень, разрываемый частыми вспышками молний. В открытые окна струями заливал дождь, так что пришлось поднять рамы. В вагоне сразу стало душно. Капли неистово барабанили по крыше. Вода скользила по закрытым окнам, свиваясь в трепещущие шнуры, и мгновенно отмыла запыленные стекла.
Часа в четыре, когда поезд подошел к Восточному вокзалу, дождь полил сплошной стеной. Уштор со спутниками вылезли из вагона на потемневший перрон, пробежали в зал ожидания и вместе с другими пассажирами приготовились ждать конца потопа. Темный зал был битком набит прибывшими в Пешт и застрявшими на вокзале пассажирами. В душном воздухе стоял запах потных тел и намокшей одежды. Лица людей иногда озарялись вдруг блеском молнии, потом их вновь поглощала тьма. Высокие окна зала ожидания то и дело вздрагивали от резких ударов, казалось, что глухой орудийный гром перекатывается под стеклянным куполом вокзала.
— С детства такого ливня не упомню, — сказал Уштор.
Костин и Апостол, приехавшие в столицу впервые, подошли к дверям и оттуда выглядывали на улицу. «Будапешт!»
Прошел уже целый час. Всем до смерти надоело ожидание. Уштор с товарищами принялись читать рекламы и афиши, развешанные по стенам зала. «Отель Ритц» — двадцать форинтов в день», «Шампанское Терлей», «Аббазия — жемчужина Адриатики», «Посетите столичное кабаре», «Эгерское вино — Бычья кровь», «Вива-Вийон — обнаженная танцовщица». «Хотите повеселиться? Загляните в «Jardin d’Hiver»[20], «Messenger Boy»[21], «Рысистые испытания в Алаге», «Стройте виллу в Эстергоме».
Все это их не касалось. Зато, разглядывая рекламы, они повстречались с другими делегатами, прибывшими в Пешт.
Из Эперьеша приехал рабочий с лесопилки, из Сомолнок-Хуты — горняк, из Озда — огромного роста литейщик. Приехали два делегата и от Дёрского орудийного завода. Последним всего лишь пятнадцать минут назад прибыл представитель надудварской организации землекопов — Лайош Рошта.
К ним подошел невысокий человек. Он был в черном костюме и в черном котелке, хотя на дворе стоял июль. Представился. Заговорил тихо. Чувствовалось, что, прежде чем произнести любую фразу, он сперва обдумывал ее.