Мартон и его друзья

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой из-за двух крайцаров вспыхивает национальная рознь; Йошка Франк превращает ее в классовую борьбу и не берет за это никакой награды

1

…Часа в четыре, когда поезд с Уштором и его спутниками подъезжал к Пешту, небо над городским парком мгновенно заволокло тучами. Поднялся вихрь. По дорожкам парка галопом неслись старые трамвайные билеты и клочья газет. Небо громыхнуло, дождь полил как из ведра; разразилась страшная гроза. Пруд пошел пузырями. Деревья гнулись. Ветки стонали под грохочущим небом. «Ш-ш-ш», — шептали с ужасом листья, а прибрежные ивняки отшатывались назад при каждом порыве ветра.

Народ кинулся прочь из парка. Лиза заплакала. Все у нее намокло: и волосы, и платьице, и голенькие ручки и ножки. Банди и Бела дрожали. Они не смели сдвинуться с места — ждали Пишту. Да и куда им было идти? Некоторое время их защищали деревья, но потом вода полилась на них. Дождь потоками лился в глаза, в рот, за шею, на грудь. В небе загорались желтые молнии, будто кто-то чиркал по черному небосводу огромной фосфорной спичкой. Потом громыхнуло так, словно весь мир обрушился на них.

— Господи! — воскликнул маленький черноглазый Бела. — Что нам делать?

Лизу, чтобы она не мокла больше, посадили под скамейку, а Банди и Бела сели так, чтобы защитить девочку от ливня. Лиза плакала сперва, уцепившись под скамейкой за голые ноги Белы, потом замолкла.

— Где же Пишта? — спросил Бела шепотом.

И вдруг, когда ливень бушевал пуще всего, оглушительно гремели раскаты грома, а завеса дождя заслонила даже ближайшие деревья, откуда ни возьмись перед ними предстал Пишта, бледный и промокший насквозь. Он увидел, что на скамейке сидят только Банди и Бела.

— Где Лиза? — спросил Пишта.

— Под скамейкой.

Пишта нагнулся, заглянул под скамью. Девочка спала, склонившись на бочок и подложив ручонку под голову.

— Пошли, — сказал Пишта и осторожно вытянул из-под скамьи спящую девочку. — Здесь, под деревом, в нас того гляди молния ударит, что тогда дома скажут?

Ребята тронулись в путь, бледные, безмолвные. Из штанишек, как из водосточных труб, лилась вода. Пишта вздрагивал при каждом ударе грома, при каждом взблеске молнии. От страха он не вспоминал даже о том, что произошло в цирке.

2

Когда он подошел к цирку, солнце еще сияло. Пишта долго ждал директора во дворе, и он появился как раз в то мгновенье, когда небо вдруг потемнело, поднялся вихрь и упали первые тяжелые капли дождя. Директор, видно, не узнал мальчика, торопливо прошел мимо, хотя Пишта поздоровался и даже побежал за ним. Но директор не желал разговаривать: «Weck!»[22] — крикнул он. Директор злился. «Эта гроза опять сорвет вечернее представление!» — пробурчал он по-немецки и помчался на неосвещенный манеж, где сидели молчаливые и грустные артисты. Директор, точно тигр в клетке, зашагал взад и вперед по арене, Пишта семенил за ним — наверное, это было очень смешно со стороны.

На дворе шумела гроза, гул ее доносился и в цирк. Пишта вспомнил о братьях и сестренке, сидевших на скамейке, и страшное волнение придало ему, наконец, решимость. Он встал перед директором.

— Господин директор, соблаговолите дать ответ!

Директор остановился на мгновение и глянул на мальчика с таким удивлением, как глянул бы тигр на вынырнувшего из-под ног мышонка.

— Меня братья и сестренка ждут у пруда… А дождь-то какой льет… Соблаговолите дать ответ, — жалобно просил Пишта, молитвенно сложив руки.

— Geh zum Teufel![23] — крикнул директор, взмахнув тросточкой; он оттолкнул мальчика и снова зашагал по арене. — Проклятая погода! Проклятая погода! На какие же это шиши мы дотянем до первого числа?

Артисты угрюмо молчали.

Шум снаружи доносился все сильнее. Дощатая стена, окружавшая манеж, была всего лишь в полтора метра вышиной. В просвете между нею и парусиновой крышей видно было, как беснуется буря. Ливень барабанил по натянутой на столбах парусине, манеж сотрясался от ужасающих ударов грома. Пишта стоял, вертел головой, он то взглядывал поверх дощатой стены на улицу, то следил глазами за шагавшим по кругу разъяренным директором. Рыжий сжалился над мальчиком.

— Ах ты бедненький! — крикнул он Пиште. — Да приходи ты через неделю… Найдется для тебя место!.. И ты еще потаскаешь навоз!

Пишта обернулся к Рыжему, хотел вымолвить что-то вроде благодарности, но горло сжалось, голоса не было. Не все ли равно: навоз, что угодно, лишь бы, лишь бы в цирк! Вот сюда… сюда!

Мальчик оглянулся, ища выход.

— Куда ты? Ведь льет как из ведра! Вот сумасшедший!.. — крикнул ему вслед Рыжий.

— Сестренку оставил, братьев… — Пишта застонал. Страшный удар грома сотряс деревянные столбы цирка, и вся парусина волнами пошла. Потом вновь стало слышно, как шумит дождь, стонут со страху деревянные подпорки да вздрагивает парусиновая крыша от налетавших шквалов ветра. — Сестренку оставил, братьев…

— Где они?

— Возле пруда… Через неделю я приду… А теперь выпустите меня…