Мартовскіе дни 1917 года

Царь хал из Ставки для того, чтобы проявить "твердую волю". Но это вовсе не означает, что он готов был утопить "в крови народное возстаніе", как изобразил в свое время, в соотвтствіи с традиціей, приспособлявшейся к офиціальному тону новых властелинов, историк Щеголев. Наоборот, до послдняго времени у Николая II было убжденіе, что "безпорядки" в войсках, происшедшіе от "роты выздоравливающих" (письмо жен 27-го), легко будет локализировать. Поэтому, вроятно, в качеств "диктатора" был выбран поклонник "мягких дйствій", каким выставляет ген. Иванова придворный исторіограф ген. Дубенскій.

Безподобный по своей бытовой колоритности разсказ дал сам Иванов в Ч. Сл. Ком. Врем. Правительства, — разсказ о том, как он хал усмирять революціонную столицу. Повствованіе почтеннаго по возрасту генерала могло бы показаться карикатурой, если бы в нем не было столько эпической простоты. На ст. "Дно" утром 1 марта Иванову сообщали, что из Петербурга приходят позда, переполненные безбилетными солдатами, которые "насильно отбирают у офицеров оружіе, производят насиліе в вагонах и на станціях". В один из таких поздов с "перебитыми окнами" генерал направился сам... и "из разговоров женщин и одного старичка" заключил, что "безобразія большія: масса солдат дет в штатской одежд, так как, все это участвовало в грабежах магазинов... И за сим дет в позд много агитаторов". "Проходя мимо одного вагона — показывал Иванов — обернулся, на меня наскакивает солдат буквально в упор. Тут я не разобрался: одна шашка у него офицерская с темляком анненским, 2-я шашка в руках, винтовка за плечами... Я его оттолкнул. Рука скользнула по его шашк. Я поцарапал руку и прямо оборвал окриком: "на колни". Со мной, раз случился эпизод в Кронштадт. Случилось мн попасть в толпу, когда моряки с сухопутными дрались. Я очутился между ними один... Что тут длать? Ухать — значит драка будет. Тут я их выругал основательно — не подйствовало. Наконец, моментально пришло в голову: "на колни". С обих сторон толпа остановилась. Один матрос в упор, в глаза, нервы не выдержали, начали моргать, слезы... И всё успокоилось. Я повернул в одну сторону моряков, в другую пхотинцев. Тут мн и вспомнился этот момент. Руку ему на правое плечо: "на колни". В это время я не знаю, что он подумал, я его лвой рукой схватил, а он вдруг, случайно это или нт, куснул меня. Сейчас же его убрали, и он успокоился. Я думаю — что тут длать? Сказать, что он на меня наскочил и оскорбил дйствіем — полевой суд, через два часа разстрляют. У меня тогда такое настроеніе было: в этот момент разстрлять — только масла в огонь подлить. Тут был мой адъютант, и я ему велл его арестовать"... Любившій держать себя с нкоторой торжественностью предсдатель Муравьев и тот не выдержал, слушая этот разсказ: "Что же этот человк стал на колни?"—"Стал". "Это магически дйствует" — отвчал Иванов, продолжая свое повствованіе. "Подходит позд, 46 вагонов. Смотрю, в конц позда стоит кучка, кидают шапки. Я этим заинтересовался, подошел, Слышу: "Свобода! Теперь вс равны! Нт начальства, нт власти!" Приближаюсь, смотрю, стоит нисколько человк офицеров, а кругом кучка солдат. Я говорю: "Господа, что же вы смотрите?" Они растерялись. Я то же самое приказал: "на колни", Они немедленно стали на колни. Впослдствіи оказалось, что тут был городовой, одтый в штатское. Я пригрозил ему: "встань!". Отошел, а солдат начинает трунить: ''—вот теб и нт власти, вот теб и нт начальства". Он опять. Я говорю: "заставьте его замолчать". Они говорят: "что же прикажете рот завязать". Я говорю: "завяжите рот". Из кармана вынимают красный платок. Я говорю: "оставьте". Его в вагон отвели и арестовали. Так и кончилось"[176].

Так разсказывал не только сам генерал. Разсказ его был подтвержден впослдствіи показаніями солдат Георгіевскаго батальона. Подобное "отеческое воздйствіе" и даже розги за провинность было обычным пріемом генерала и на фронт, как отмчает в дневник прикомандированный в 14 г. к Иванову в. кн. Ник. Мих. Революціонное чувство, может быть, скажет об униженіи "человческой личности", но для стараго военачальника то было проявленіе своеобразной гуманности, "Николай Гудович — Записывает Ник. Мих. — большой оригинал, встает в 5 час. утра, шляется сам всюду, ворчит, кое-кого подтягивает и прогуливается все больше один"... Во время обда 27-го "поклонник мягких дйствій", по свидтельству Дубенскаго, разсказал между прочим Царю, как он в Харбин успокоил волненія и "привел все к благополучному концу, не сдлавши ни одного выстрла". Во всяком случа, никто из царских приближенных не вспомнил в т часы об Иванов, как об "усмирител Кронштадта" в 1906 г., что на первый план выдвинуто Мстиславским.