Ночью, в 2-3 часа, Иванов был вызван к Царю в позд. Может быть, потому, что к этому времени была получена отправленная из Петербурга в 8 час. веч. и принятая в Ставк почему-то только в 1 ч. ночи телеграмма Хабалова о том, что "исполнить повелніе о возстановленіи порядка в столиц не мог". "Большинство частей — телеграфировал Хабалок Алексеву для доклада Царю — одн за другими измнили своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другія части побратались с мятежниками и обратили свое оружіе против врных Е. В. войск... К вечеру мятежники овладли большей частью столицы"[177]
. Иванов иниціативу ночного свиданія с Царем приписывал в показаніях себ. Узнав, что Царь узжает, Иванов, "наученный горьким опытом", настоял на экстренном пріем, желая выяснить перед отъздом свои будущія взаимоотношенія с министрами[178]. При свиданіи Иванов получил как бы диктаторскія полномочія. В офиціальной докладной записк ген. Алексеву полученныя полномочія Иванов формулировал так:"Вс министры должны исполнять вс требованія главнокомандующаго петр. воен. округом ген.-ад. Иванова безпрекословно"[179]. Прощаясь с Государем, новый директор сказал: "В. В., позвольте напомнить относительно реформ". "Да, да", — отвтил Царь:"мн об этом только что напомнил ген. Алексев". "Так что я вышел с мыслью, что это дло ршенное" — показывал Иванов и на вопрос предсдателя добавлял, что Царь даже спрашивал его: "кому доврить составленіе отвтственнаго министерства". И другой раз "министерства доврія"... Не будем придавать большого значенія этой терминологіи, фигурирующей в показаніях перед революціонной слдственной комиссіей и в боле раннем письм (9 апрля) Иванова на имя воен. мин. Гучкова, гд он утверждал, что еще днем при первом разговор с Царем заключил, что "Николай II ршил перейти к управленію отечеством при посредств министерства доврія в соотвтствіи с желаніем большинства Гос. Думы и многих кругов населенія"[180].Можно, как будто, заключить, что если в это время еще не было опредленнаго ршенія, то носитель верховной власти сознавал необходимость уступок общественному мннію и перемны правительства посл ликвидаціи петербургскаго мятежа. Царю совершенно чужда была, очевидно, психологія, которую изображает Шульгин в вид несбывшейся мечты: "Можно было раздавить бунт, ибо весь этот "революціонный народ" думал только об одном, как бы не итти на фронт. Сражаться он бы не стал... Надо было бы сказать ему, что петроградскій гарнизон распускается по домам... Надо было бы мрами исключительной жестокости привести солдат к повиновенію, выбросить весь сброд из Таврическаго дворца, возстановить обычный порядок жизни и поставить правительство не "довріем страны облеченное", а опирающееся на настоящую гвардію. Что такое "настоящая гвардія"? Это — корпус, назначеніе котораго дйствовать "не против врагов вншних, а против врагов внутренних". "Пускать гвардію на войну" нельзя. "Сражаться с врагом вншним можно до послдняго солдата арміи и до перваго солдата гвардіи". "Революція неизмеримо хуже проигранной войны", устанавливает тезис человк, лишь случайно не попавшій в 17 г. в состав Временнаго Правительства: "гвардію нужно беречь для единственной и почетной обязанности — бороться с революціей". "Главный грх стараго режима был тот, что он не сумл создать настоящей гвардіи"...
Ночной разговор с Царем, по словам Иванова, закончился тм, что он получил высочайшее одобреніе в той тактик, которую диктатор намчал для себя. "В. В., — сказал Иванов, — я ршил войска не вводить, потому что, если ввести войска, произойдет междоусобица и кровопролитіе". "Да, конечно", — отвтил Царь. "Так что было одобрено, но в какой форм, не могу сказать наврное", — утверждал Иванов: "это я за основу положил"...
2. Миролюбивая политика.
Если не по соображеніям сантиментальным, то по соображеніям цлесообразности миролюбивая политика была общим девизом правительственной власти в февральскіе дни. Играло роль и сознаніе ненадежности войск (армія во время войны представляет собой "вооруженный народ" — отмчали и Алексев, и Рузскій), и общее возбужденное политическое настроеніе, захватившее офицерскіе кадры[181]
и ёще в большей степени сознаніе риска вступать в період международных осложненій в междоусобную борьбу. Событія на внутреннем фронт не казались вовсе столь грозными для существовавшаго государственнаго порядка, чтобы итти на такой риск.