Мартовскіе дни 1917 года

Настроенія в Ставк, очевидно, были характерны и для значительнаго большинства команднаго состава на периферіи. Понятіе "контр-революціонности", конечно, весьма относительно — для всякаго рода большевизанствующих революціонеров выпрямленіе линіи в сторону безоговорочнаго признанія Временнаго Правительства само по себ уже являлось в т дни признаком отрицательнаго отношенія к совтской платформ, т. е. признаком контр-революціонных умонастроеній. В соотвтствіи с этой демагогической тенденціей "лвая" революціонная исторіографія (большевицкая по преимуществу) желает представить нсколько иную картину на фронт, посколъко дло касается реставраціонных поползновеній кадроваго офицерства. Неоспоримо, в многотысячном, связанном корпоративной средой и профессіональной традиціей офицерском корпус (сильно, правда, измнившемся в період войны)[315] не могло быть внутренняго единства в смысл принятія революціи. Но "многочисленные'' факты, на которые ссылается эта литература, в конц концов сводятся к довольно шаблонному повторенію зарегистрированных в мартовскій період "борьбы за армію" случайных сообщеній, подчас возбуждающих даже большое сомнніе. Оставим в сторон полуанекдотическую офицерскую жену, демонстративно игравшую на фронт у открытаго окна на роял "Боже Царя храни" — ей и так уже слишком посчастливилось в литератур. Из письма, направленнаго из дйствующей арміи в адрес "депутата Чхеидзе" и помченнаго 8 марта, мы узнаем, что на поврках в нкоторых частях 28 корпуса Особой Арміи (т. е. гвардіи) посл переворота продолжали пть "Боже Царя храни" и "Спаси, Господи, люди Твоя" — "очевидно" там, гд "начальники являются приверженцами стараго режима, и солдаты мало ознакомлены с событіями" — добавлял освдомитель. Начальник кавалерійскаго корпуса гр. Келлер, отказавшійся присягнуть новому правительству, прощался со своим полком, как свидетельствует Врангель, пропуская его церемоніальным маршем под звуки того же "Боже Царя храни". Надо ли видть здсь нарочитую демонстрацію или привычную при торжественной обстановк традицію національнаго гимна? Он не был ни отмнен, ни замнен революціонным гимном, и Деникин нам разсказывает о сомнніях военнаго командованія — пть ли народный гимн.

Можно привести, конечно, десятки эпизодов, прямо или косвенно говорящих об отрицательном отношеніи в отдльных случаях, высшаго и низшаго командованія к перевороту. Ген. Селивачев, командовавшій 4-ой Финл. стрлковой дивизіей на юго-западном фронт и принадлежавшій к числу тх военачальников, которые желали только в "ужасное переживаемое время" справиться с "великой задачей удержать фронт", в дневник 6-го марта отмчает, что его командир корпуса — "глубочайшій монархист, участник "Русскаго Знамени" и юдофоб чистйшей воды" — отдал приказ, из коего "ясно, что, кром верховнаго главнокомандующаго, он не признает никого из Временнаго Правительства". В дневник генерала пройдут и его собственные подчиненные, не освдомлявшіе солдат о происшедших событіях и не позволявшіе читать газеты, потому что эти "идіоты" все равно не поймут, и потому, что "глупая затя" в некультурной стран не может долго длиться. В результат давались подчас, по выраженію Врангеля, "совершенно безсмысленныя толкованія отреченію Государя": так один из командиров пхотнаго полка объяснил своим солдатам, что "Государь сошел с ума". Можно допустить, что живую реальность представлял и тот гусарскій ротмистр, который свою часть информировал об отреченіи Царя в такой форм: "Е, И. В. изволил устать от трудных государственных дл и командованія вами и ршил немного отдохнуть, поэтому он отдал свою власть на время народным представителям, а сам ухал и будет присматривать издали. Это и есть революція, а если кто будет говорить иначе, приводите ко мн, я ему набью морду. Да здравствует Государь-Император. Ура!"[316].