Мартовскіе дни 1917 года

Наиболе яркую иллюстрацію к предреволюціонному настроенію нкоторой части команднаго состава дает тот самый Балтійскій флот, гд событія так трагически обернулись для морских офицеров. В эту психологическую обстановку наканун переворота вводит нас интереснйшій дневник кап. 1 ранга Рейнгартена, активнаго члена кружка прогрессивных моряков, сгруппировавшихся около адм. Непенина (см. мою книгу "На путях к дворцовому перевороту"). Дружески связанные между собою члены кружка систематически собирались на интимныя бесды для обсужденія "текущих вопросов". Так собрались они и 27-го в 6 час. вечера в цлях обмняться мнніями о "современном политическом положеніи". Они еще не знали того, что произошло в Петербург в день их очередной бесды, но знали о начавшихся волненіях в столиц, которыя отнюдь не восприняли, как начало революціи. "В Петербург — безобразія: вс говорят об участіи правительства в провокаціях ,— записал Рейнгартен[28], хотя сам он за нсколько дней перед тм говорил в дневник: "мы врно ускоренным двіженіем приближаемся к великим событіям". "Событія приняли грозный оборот", — продолжает запись 27-го. "Обстоятельства не допускают промедленія. Момент уже пропущен. Нужны немедленные поступки и ршенія. Дума и вс общественные дятели вялы и мягкотлы. Надо дать им импульс извн, для этого надо имть опредленный план". Эта "программа дйствій" в представленіи собравшихся на бесду 27-го активную роль отводила "отвтственным политическим дятелям" — Государственной Дум, которая совмстно с Гос. Совтом должна составить "Законодательный Корпус" и избрать отвтственную перед послдним исполнительную власть. "Происшедшее должно быть доведено до свднія полковника" (т. е. Государя). По намчаемому плану предварительно на фронт должны быть посланы "авторитетныя лица" к высшим военным начальникам, которые должны обезпечить "спокойствіе" в дйствующей арміи во время "дальнйших дйствій в тылу".

Политически единомышленники, собравшіеся 27-го, допускали, что перед флотом может встать дилемма не подчиниться "Ставк" и "Царю", если оттуда послдует распоряженіе "поддержать старый порядок". "И мы обязаны сдлать, все. что в наших силах, чтобы ршеніе адмирала (т. е. Непенина) шло к спасенію Россіи". "Постановили мы так: по очереди итти к командующему и откровенно к ршительно высказать свои взгляды на вещи, указав на полную невозможность выполнить такой его приказ, который пошел бы в разрз с нашими убжденіями". (Как поступил Непенин, когда в Гельсингфорс дошло ''потрясающее извстіе" о том, что Гос. Дума образовала Временное Правительство и что к нему примкнули "пять гвардейских полков", будет разсказано ниже). Событія опередили намченный план устройства предварительнаго совщанія с общественными дятелями с цлью повліять на них и сказать, что "нкоторые круги флота настойчиво просят дйствовать, ибо нельзя оставаться мягкотлыми и пасивными сейчас". — "Чаша терпнія переполнилась".

В момент, когда Рейнгартенскій кружок принимал "ршеніе", в Гельсингфорс пришли юзограммы о "безпорядках в войсках[29] — они реально поставили представителей Гос. Думы в т же вечерніе часы 27-го перед проблемой, которую теоретически обсуждала группа моряков. Продолжавшіяся колебанія Временнаго Комитета вызывались сознаніем неопредлености положенія. Вот как охарактеризовал вечерніе часы 27-го один из авторов "Коллективной" Хроники февральской революціи и непосредственный участник движенія в индивидуальной стать, посвященной памяти вольноопредляющагося Финляндскаго полка Федора Линде, который сумл проявить организаціонную иниціативу и своим вліяніем на солдатскую стихію закрпить "поле битвы за революціей"[30]; "сгущались сумерки, падало настроеніе, появились признаки сомннія и тревоги... Сознаніе содяннаго рисовало уже мрачную картину возмездія. Расползалась видимость коллективной силы. Возставшая армія грозила превратиться в сброд, который становился тм слабе, чм он был многочисленне. Наступил самый критическій момент перелома в настроеніи. И революція могла принять характер бунта, которому обычно уготован один конец: самоистребленіе"...