Мартовскіе дни 1917 года

В законодательном порядк дло мало подвинулось вперед[481]. В итог получилась анархія на мстах, гд при отсутствіи указаній из центра, почти неизбжно пышным цвтом расцвтало "революціонное правотворчество", т. е., то, что выше было названо бытовым двое-властіем. Показательным примром подобнаго мстнаго законодательства служит "обязательное постановленіе" о восьмичасовом рабочем дн и примирительных камерах, изданное Борисовским (Минской губ.) Исполнительным Комитетом за подписью и. д. узднаго правительственнаго комиссара прап. Вульфіуса на исход второго мсяца революціи — 26 апрля. Принципіальное ршеніе о введеніи 8-час. рабочаго дня в Борисов было принято еще 28 марта; 18 апрля положеніе о нормировк труда было осуществлено "явочным порядком"; 26 апрля с единогласнаго одобренія "примирительной камеры[482] издано было особое "обязательное постановленіе" для "закрпленія позицій рабочаго пролетаріата". Очевидно, не без вліянія правительственнаго воззванія к рабочим, обслуживающим учрежденія фронта[483], борисовскіе законодатели к общему положенію о 8-час. рабочем дн вводили новеллу, по которой "впредь до окончанія войны" всм предпріятіям, "непосредственно и косвенно" работающим на оборону, предоставляется устанавливать "обязательные для рабочих и служащих сверхурочные рабочіе часы", оплачиваемые полуторной платой, при чем в виду Борисовской близости к фронту, вс "заводы, фабрики и торгово-промышленныя предпріятія" признавались работающими на оборону; на всх предпріятіях учреждались заводскіе комитеты; на примирительную камеру возлагалась обязанность выработать "минимум заработной платы"... Наконец, Исполнительный Комитет объявлял, что пріостановка предпріятія, чрезвычайно вредная для обороны, повлечет за собой "секвестрацію его".

Все это "законодательное" творчество шло вн правительственнаго контроля. Нершительность или медлительность Правительства сильно снижали его революціонный авторитет в рабочей масс тм боле, что реальная борьба за 8-часовой рабочій день сопровождалась в "буржуазной" печати довольно шумной противоположной кампаніей. В ней приняли участіе и марксистскіе экономисты, с добросовстностью догматиков доказывающіе. нецлесообразность и утопичность осуществленія рабочаго лозунга в момент хозяйственнаго кризиса[484]. Усвоить эту догматичность довольно трудно, ибо было слишком очевидно, что в взбудораженной атмосфер революція естественно приводит к пониженности труда; 8 часов "действительной" работы, как выражалось петербургское соглашеніе 10-11 марта, для народнаго хозяйства имло несравненно большее значеніе, чм сохраненіе фиктивных норм[485].

* * *