Мартовскіе дни 1917 года

Комплименты "истинным представителям революціи" были, конечно, в значительной степени тактическими пріемами, так как създ переходил на республиканскіе рельсы[548]. Ршеніе это было принято Цент. Ком. партіи уже 11-го марта, — създ должен был провозгласить ту самую "демократическую парламентскую республику", к которой так отрицательно относился Милюков. Дух времени требовал такого ршенія. "Бурю рукоплесканій" вызывали на обывательских митингах слова: "пусть партія к.-д. похоронит § 19 своей программы в той же могил, гд похоронено самодержавіе". И партія спшила с этими похоронами. Если старый Петрункевич, не присутствовавшій на създ и присоединившій заочно свой голос за демократическую республику писал: "монархія морально покончила самоубійством и не нам оживлять ее", то офиціальный докладчик на създ Кокошкин обосновал новое положеніе аргументами другого свойства и нсколько странными для государствовда: населеніе не нуждается больше в монархическом символ — "но время войны оказалось, что нельзя быть за царя и отечество, так как монархія стала против отечества"[549]. Кн. Евг. Трубецкой говорил о "единой національной вол", диктующей новую форму правленія. Резолюція о республик была принята единогласно — к ней не только присоединился Милюков, но и "глубоко" радовался государственно мудрому ршенію о форм правленія, становясь в рзкое противорчіе с пророческой "проникновенной рчью" на Милліонной 3 марта, обрекавшей Россію без монархіи "на гибель и разложеніе". Так быстро шло приспособленіе к окружающей политической атмосфер. Можно призвать, что в нормальных политических условіях форма правленія сама по себ еще не служит мрилом демократизма и в партійных программах подчас является вопросом не столько принципіальным, сколько тактическим. Създ к.-д. стоял перед неизбжным распадом партіи, если бы принял монархическую оріентацію... Мы имли уже случай убдиться, что настроенія в партіи далеко не соотвтствовали позиціи, которую пытался занять Милюков в первые дни революціи[550]. Еще раз эти настроенія подчеркнул Кизеветтер, привтствуя 9-го апрля пріхавшаго в Москву посл създа Милюкова. Он отмчал значительную роль, сыгранную лидером партіи в переворот, но роль именно революціонную, которая опредлялась думской рчью 1-го ноября 1916 г. о германофильской партіи Царицы. И... тм не мене единогласіе в признаніи республики выраженіем "единой національной воли" останавливает на себ вниманіе. Конечно, требовалось извстное гражданское мужество для того, чтобы пойти против теченія и открыто заявить в революціонное время о своем монархизм, который естественно воспринимался лишь в формах легитимных. Между тм публичное исповданіе убжденій, шедших в разрз с настроеніем улицы, могло содйствовать оздоровленію политической атмосферы и смягчать революціонную нетерпимость к инакомыслящим. Формальное декларированіе "прав человка-гражданина" далеко еще не означает осуществленіе подлинной политической свободы. Русская революція не представляла исключенія. Россія была лишь на порог того "храма свободы", о котором говорила ветеран русской революціи Брешко-Брешковская в привтствіи, обращенном к Совщанію Совтов. Гражданскаго мужества политическіе дятели, убжденные в цлесообразности конституціонной монархіи, не проявили[551]. В демократических кругах республиканское единодушіе "цензовой общественности" склонны были считать вншним флером, навянным моментом, который и нововременцев превращал в "республиканцев". Милюкову много раз приходилось опровергать "вздор", заключавшійся в утвержденіи, что партія к.-д. оставалась по существу конституціонно-монархической: "мы совершенные и врные республиканцы. С конституціонной монархіей покончила революція", — категорически, заявлял лидер партіи[552].