Мартовскіе дни 1917 года

Дальнйшая повсть о том, что длал "диктатор", представлена потомству в двух совершенно противоположных варіантах: один из них принадлежит Ломоносову, другой изложен в офиціальных показаніях Иванова. Совтская информація почти безоговорочно пошла по стез, намченной мемуаристом, которому в силу занимаемаго в желзнодорожном мір положенія пришлось играть в событіях этих дней весьма дйственную роль. Между тм повствованіе не вызывает никакого доврія — не всегда только можно опредлить, что в нем является результатом недостаточной освдомлённости, легкаго воспріятія не провренных свдній и слухов, которые со всх сторон от желзнодорожных агентов и добровольцев стекались в центр, и что сознательно или безсознательно привнесено им во славу своего героизма и героизма желзнодорожников, спасших активной иниціативой и жертвенностью революцію. Яркую, но злую характеристику этого бойкаго "эквилибриста", задлавшагося "стопроцентным коммунистом" посл октябрьскаго переворота и прославившагося в совтских кругах своим "лукулловским образом жизни", дал Саломон в книг "Среди красных вождей". Фигура Ломоносова такова, что мемуарныя страницы, вышедшія из-под его пера, отнюдь не вызывают к себ доврія. В изображеніи Ломоносова Иванов в теченіе всего 2 марта длал энергичныя, но тщетныя попытки со своими эшелонами прорваться к Петербургу через возведенные перед ним заградительные революціонные шлагбаумы. Уже в 4 часа утра 2-го в Петербург была получена записка, что ген. Иванов "арестовал начальника станціи Вырица, гд он ночевал, и во глав георгіевских кавалеров и двух других эшелонов отправился по направленно к Царскому Селу". (Итак в 8 часа ночи Иванов выхал из Царскаго и через час уже постарался туда вернуться — по офиціальным данным Иванов прибыл в Вырицу в 4 часа утра и в 5 сообщил Алексеву, что ночует в Выриц). Но Иванова отбросили от Царскаго усиліями желзнодорожников, начиная от ст. Семрино до Царскаго были сняты крестовики со стрлок. Из Семрина Иванов бросается по передаточной втк на ст. Владимірская для того, чтобы прорваться в Гатчину. Там нсколько эшелонов правительственных войск и двадцать тысяч "лойяльнаго" гарнизона. А главное, из Пскова позд за поздом напирают новыя войска! И здсь навстрчу Иванову спускают балласт поздов и снимают крестовики... Но что стоит Иванову 20 верст пройти походным порядком "Если бы ген. Иванов прорвался к Гатчин, исход мартовской революціи мог быть иной", — мемуаристу мерещилась уже "царская вислица"... Иванов требует назначенія на Петроград и входит в непосредственные переговоры с Ломоносовым, который в почтительной форм предупреждает генерала, что для встрчи его позда на 6-й верст от Петербурга сосредоточены "4 батареи артиллеріи и тысяч двадцать пхоты" и рекомендует переговорить с Думой[112]. Тогда Иванов снова устремляется в Царское—"арестовывает служащих и грозит разстрлом". Неудача. Опять Гатчина. Потом Вырица, куда Иванов направляется за "подкрпленіем". Так мечется "диктатор", а сзади снимают "вс крестовики"... Героическими дйствіями желзнодорожников Иванов отрзан. Ни один шаг диктатора "не ускользнул" от бдительнаго ока революціонеров. Телеграфисты Виндавской дороги оказались на высот положенія и стучали свои записки в центр даже тогда, когда "за стной ген. Иванов разстрливал их товарищей". Бубликов послал в Вырицу телеграмму: "Мн стало извстно, что вы арестовываете и терроризируете служащих желзных дорог, находящихся в моем вдніи. По порученію Временнаго Комитета Государственной Думы предупреждаю вас, что вы навлечете на себя этим тяжелую отвтственность. Совтую вам не двигаться из Вырицы, ибо по имющимся у меня свдніям народными войсками ваш полк будет обстрлен артиллерійским огнем". Но генерал не склонен послдовать совтам правительственнаго комиссара и настойчиво ищет путь к Петербургу. Ломоносов перехватывает "очень важныя" шифрованныя телеграммы, которыя Иванов направлял в столицу: "Мама больна. Пап лучше. Скажите ей" и "Пришлите вторую корзинку булок". Телеграммы переданы министру юстиціи. Время идет. Наступила ночь. Опять новость об Иванов: он еще раз требует именем императора пропустить его "со всми эшелонами в Петербург".  "По повелнію какого имератора, генерал?" — может спросить теперь ядовито Ломоносов: "Николай II отрекся от престола"... "Разговор прервался. Через нсколько минут послдовала просьба пропустить позд обратно в Ставку. Задержать я не имл физической возможности", — прибавляет Ломоносов. "Южне распоряжается кто-то другой"... Ломоносов приказывает из обоих тендеров выпустить воду, — "так генерал, отъхав семь верст, и просидл всю ночь с паровозами без воды"...