Мартовскіе дни 1917 года

Перипетіи, связанныя с "экспедиціей ген. Иванова", породили и другую легенду, — діаметрально противоположную той, которая наиболе полно изложена в воспоминаніях Ломоносова. Родилась она в тот же день, что и первая, и в той же сред. И по своеобразному стеченію обстоятельств ее поддержали в мемуарной литератур такіе антиподы, как лвый соц.-рев. Мстиславскій и в. кн. Николай Мих. Каждый из них придал легенд свою формулировку. Для титулованнаго историка — в записи, быть может, нсколько туманной, в дневник от 27 апрля 17 г. — карательная экспедиція Иванова только "водевиль". Иванов поздне понял, что "вся эта инсценировка была созданіем рук Гучкова.... и Алексева, чтобы усыпить возможное безпокойство Императора и чтобы отдать себ отчет в истинном настроеніи войск Царскосельскаго гарнизона. Не слдует забывать, что все положеніе могло быть перевернуто сверху донизу, если бы Дума и большинство войск, сосредоточенных в Петроград. не подчинились бы требованіям улицы, и что Гучков и Милюков на совщаніи с новыми министрами... у в. кн. Михаила голосовали за конституціонную монархію против всх своих коллег, высказывавшихся за демократическую республику. Двойная игра этих двух министров не может никого боле обмануть". Если великокняжескую версію перевести на "революціонный" язык, то она в основном совпадет с тм, что утверждает, в качеств мемуариста, состоявшій членом военной комиссіи Мстиславскій — и эту версію готова подхватить вся большевицкая исторіографія. Разсказывая о том, как между "карателем" Ивановым и "возставшим городом" оказалась "непосредственная, можно сказать, офиціальная связь" в лиц командированных Временным Комитетом офицеров ген. штаба, Мстиславскій заключал: "здшніе "возстановители порядка" отнюдь не противопоставляли себя "возстановителям", прибывающим с фронта". Мстиславскій легко нашел себ подражателей. В наиболе серьезной "совтской" работ, — в очерк ген. Мартынова, — мы найдем такой вывод: "Временный Комитет Гос. Думы видл в Иванов не столько врага, сколько союзника, к помощи котораго в крайности можно прибгнуть для того, чтобы подавить безпорядки и остановить дальнйшій код революціи". У Троцкаго значится: "вмсто того, чтобы арестовать "диктатора" Иванова, прибывшаго с фронта для усмиренія столицы, Энгельгардт отправляет в его распоряженіе реакціоннаго офицера в качестве нач. штаба". Молодых историков "школы Покровскаго" обозрніе "многих других фактов" также приводило к выводу, что "буржуазія и думскій комитет в эти дни не только не препятствовали Иванову, но, пожалуй, не прочь были опереться на него для борьбы с революціей". Обстоятельства, однако, складывались так, что у "буржуазіи не могло быть надежды на возможность возстановить порядок вооруженной рукой"... Это и "предопредлило" всю ея (дальнйшую) позицію в февральскіе дни.

Отмчая эту легенду, нт надобности ее в подробностях разсматривать и тм боле опровергать. И позиція Алексева, выраженная в телеграмм 28 февраля (в кн. Ник. Мих почему-то считает указанія Алексева "туманными"), и позиція думскаго Комитета, всемрно стремившагося избжать гражданской войны, достаточно ясно выступила уже на предшествующих страницах.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОБРАЗОВАНІЕ ВРЕМЕННАГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

I.Кандидатура Керенскаго.

Давно пора оставить легенду о том, что революціонное временное правительство было создано "еще в 1916 г.": в "неясном предвидніи неясных событій", как выразился Алданов в упомянутой выше стать "Третье марта", в юбилейном сборник в честь Милюкова. Разсмотрнію этой легенды я достаточно уже удлил вниманія в книг "На путях к дворцовому перевороту", потому возвращаться к ея анализу нт надобности. Напомним только, что в тогу временнаго революціоннаго правительства не совсм удачно впослдствіи облекли проект "министерства доврія", под лозунгом котораго шла общественная агитація предреволюціоннаго времени.