Мартовские дни 1917 года

Иллюстрацией к сказанному представляется история вопроса о восьмичасовом рабочем дне, стихийно выдвинувшегося в Петербурге в первые же дни и отнюдь не по инициативе Совета – скорее даже «вопреки директивам» центра. Вопрос возник в связи с вынесенной по докладу Чхеидзе 1170 голосами против 30 резолюцией Совета 5 марта по поводу прекращения политической стачки. Указывая, что «первый решительный натиск восставшего народа на старый порядок увенчался успехом и в достаточной степени обеспечил позицию рабочего класса в его революционной борьбе», Совет признал «возможным ныне же приступить к возобновлению работ в петроградском районе с тем, чтобы по первому сигналу вновь прекратить начатые работы». Возобновление работ – мотивировал Совет – «представляется желательным ввиду того, что продолжение забастовок грозит в сильнейшей степени расстроить уже подорванные старым режимом продовольственные силы страны». «В целях закрепления завоеванных позиций и достижения дальнейших завоеваний» Совет «одновременно с возобновлением работ» призывал к «немедленному созданию и укреплению рабочих организаций всех видов, как опорных пунктов для дальнейшей революционной борьбы до полной ликвидации старого режима и за классовые идеалы пролетариата». Вместе с тем Совет объявлял, что он приступает к «разработке программы экономических требований, которые будут предъявлены предпринимателям (и правительству) от имени рабочего класса». В последующем обращении к рабочим, в связи с происходившими «недоразумениями и конфликтами», Совет 9 марта отмечал, что «за небольшими исключениями рабочий класс столицы проявил поразительную дисциплину, вернувшись к станкам с такой же солидарностью, с какой он оставил их несколько дней тому назад, чтобы подать сигнал к великой революции»472. Это «небольшое исключение», под влиянием пропаганды большевиков, заявило о своем неподчинении директивам Совета, потому что, как говорилось, напр., в резолюции рабочих завода «Динамо», «революционная волна не захватила всей России» и «старая власть еще не рухнула» – при таких условиях о «ликвидации забастовок не может быть и речи». Однородных по внешней форме резолюций с требованием «немедленного ареста Николая и его приспешников» мы коснемся в другом контексте473. В них, кроме призывов к «прекращению кровавой бойни», «классам неимущим ненужной» и т.д., заключалось и требование установления 8-часового рабочего дня.

Таков был боевой лозунг, выставленный большевиками; он искони органически вошел в сознание рабочей среды и потому легко был воспринят и на тех собраниях, на которых в «лояльных» резолюциях о возобновлении работ как бы высказывалось доверие Временному правительству. «Только 8-часовой рабочий день может дать пролетариату, – говорилось в одной из них, принятой в Москве, – возможность на широкое активное участие в политической и профессиональной борьбе. Только полное раскрепощение рабочего класса от тяжелой изнурительной работы может дать возможность рабочему классу стоять на страже интересов своего народа и принять участие в созыве Учредительного собрания… Полагая, что лозунг о 8-часовом рабочем дне является также политическим лозунгом, а потому осуществление рабочего дня не может быть отложено на будущее, необходимо немедленно провести в жизнь 8-часовой рабочий день для всех наемных работников»474. Красной нитью в огромном большинстве резолюций о введении 8-часового раб. дня (по крайней мере в Москве) проходит мысль о необходимости введения его в общегосударственном масштабе: «Временное правительство особым декретом впредь до утверждения закона о нормировке рабочего дня должно установить 8-часовой рабочий день на всю Россию».

Жизнь, однако, опережала академические решения, и на заводах после восстановления работ происходило «непрерывное недоразумение» – явочный порядок введения ограничительного рабочего времени, смена администрации и т.д. В воззвании 9 марта петроградский Совет, высказываясь против «разрозненных выступлений отдельных фабрик», осуждая «абсолютно недопустимые эксцессы» (порча материалов, поломка машин и насилия над личностью), которые «способны лишь причинить величайший вред рабочему делу, особенно в переживаемый тревожный момент», еще раз подчеркнул, что он разрабатывает «перечень общих экономических требований, которые будут предъявлены фабрикантам и правительству от имени рабочего класса». В то же время Совет предостерегал предпринимателей против «недозволительных» в отношении к «борцам за освобождение родины» попыток явного и тайного локаута и грозил, что «принужден будет с величайшей энергией вступить в борьбу с этими злоупотреблениями предпринимателей, особенно постыдными в переживаемые нами дни»… в случае закрытия фабрик Совету «придется поставить перед рабочим классом, перед городским общественным управлением и перед Временным правительством вопрос о муниципализации подобных предприятий или о передаче их в управление рабочих коллективов».