Мартовские дни 1917 года

Среди этих «конфликтных» вопросов первым стоял тот «10-миллионный фонд», который выдвинул в своем тексте Милюков и который никакого, в сущности, принципиального значения не имел, так как отказ в ассигновке официально мотивирован был «недостатком средств». Отказ волновал Исполнительный Комитет, и там сознавали, что это «простая отговорка» – не дали денег «как противникам». Так формулировал в заседании 5-го меньшевик Богданов – сторонник того, чтобы «добиваться 10-миллионного фонда», но высказавшийся, однако, против того, чтобы «на этом вопросе принимать бой». Требовать 10 миллионов от Правительства постановили еще 15 марта (и даже раньше – протокол 15 марта говорит: «подтвердить прежнее решение» и приступить к «немедленной выработке текста требования»). Упорство, проявленное Правительством, не совсем понятно, так как форму субсидии можно было приспособить к бытовым условиям времени и устранить внешнее узаконение «двоевластия», которого стремились избежать. Между тем по положению, которое заняли Советы в первое время, они бесспорно выполняли и функции общегосударственного значения – например, в области продовольствия (в распоряжение советской продовольственной комиссии Главным Интендантством было передано несколько складов). Продолжавшееся бытовое двоевластие на местах вызывало не только требования от центра ассигновок из «государственных средств», но и угрозы воспользоваться средствами местного казначейства, в случае неоткрытия кредита в кратчайшее время, как то иркутский исполком телеграфировал 25 апреля Чхеидзе. Едва ли приходится сомневаться, что эти угрозы, в случае отказа, приводились в исполнение. Не будет преувеличением сказать, что в провинции советы повсюду пользовались правительственными ассигновками. Когда в начале октября в Правительстве был поднят вопрос о назначении ревизии общественных и демократических организаций (в том числе советов) в выданных им государственных ассигнованиях, «Известия» писали, что петроградский Совет – «никогда никаких сумм из казны не получал». И это представляется очень сомнительным, поскольку речь идет о первом времени. Попытка проследить ручьи, по которым притекали косвенно или в полузамаскированном виде ассигновки из Государственного Казначейства, отвлекла бы изложение слишком уже в сторону525. Без риска отойти от действительности можно утверждать, что Совет не мог бы выполнять своих многообразных функций, вплоть до сношений с внешним миром, если бы жил только на доброхотные пожертвования, притекавшие в Совет, конечно, не в таких размерах, как во Временный Комитет: вместо миллионов здесь были десятки тысяч – на 13 марта их было примерно 123 тыс. по официальному докладу заведовавшего советскими финансами Брамсона. Система советских доходов в виде самообложения рабочих, раскладки по ротам, отчислений от митингов и «общественных кинематографов» была разработана лишь в конце мая526. В итоге отказом в «10-миллионном фонде» – отказом, демонстративное значение которого аннулировалось официальной мотивировкой, – Правительство лишалось возможности регулировать анархию на местах, что неизбежно было бы при официальной ассигновке, подлежащей общегосударственному контролю.