допущена к обеденному столу, хотя она сама вроде бы как и не прочь поесть, потому что она ведь из голодной и нищей России... Но на обед идут только
члены Академии, не имеющие к подлинному виновнику торжества абсолютно
никакого отношения. В общем, нарочно не придумаешь!
Однако во всей этой череде видимых случайностей есть своя логика, причем
эту логику вполне можно было бы даже назвать железной. И в соответствии с
этой железной логикой гению не должно доставаться ничего материального, только виртуальное, то есть духовное. А так как переводчик Селина в каком-то
смысле является носителем его духа, хотя бы как его интерпретатор на русском и
т.п., то и ему по возможности не должно достаться ни одного кусочка с
обеденного стола. В этом, собственно, и заключается смысл фокуса, невольной
участницей которого я стала. Кесарю - кесарево, а гению - гениево! То есть
ничего материального, иначе весь этот фокус теряет смысл…
Во время демонстрации фильма на замечание интервьюера по поводу его
репутации мизантропа и антисемита Селин ответил опять невпопад: "Ну это
просто потому, что я много работаю!" Этот неожиданный ответ на столь
щекотливый вопрос вызвал, кажется, самый громкий и умильный смех в зале и
13
даже сорвал аплодисменты. После этого публика окончательно раскрепостилась.
Вот и я не попала на обед, потому что слишком много работала - переводила
Селина…
Что ж, деньги - деньгами, обед - обедом, зато гению достаются смех, слезы
умиления и аплодисменты. В том-то и дело, что не достаются! Аплодисменты и
смех тоже достались только виртуальному Селину на экране, а сам он при жизни
не увидел даже этого своего интервью, так как интервью, заметьте, вышло на
экраны телевизоров только через четыре года после его смерти. Кесарю -
кесарево, а гению - ничего! Пустота! Вот вам и весь фокус, ловкость рук и
никакого мошенничества!
А видели бы вы, как после окончания вечера по мере приближения обеда
постепенно стали изменяться лица только что веселившихся от души зрителей, особенно членов Академии - главных претендентов на кусок праздничного
пирога. От былого веселья и благодушия не осталось и следа! Никто больше не
кивал мне приветливо при встрече, как перед началом мероприятия, все сразу же
отводили глаза в сторону, и выражение лиц у всех тоже теперь стало каким-то
чрезвычайно серьезным и сосредоточенным. Дело, конечно, было не только в
еде. На обеде, помимо сирийской миллионерши и академиков, должны были
присутствовать еще и другие важные люди: банкиры, а может быть, и члены
правительства… Даже мой спутник тоже весь как-то занервничал и помрачнел, а
правая половина его лица стала дергаться от нервного тика. По моим
наблюдениям, такое с ним случалось только в особо напряженные моменты
жизни. Мало того, вскоре с ним приключилось нечто вроде небольшой истерики, а это и вовсе стало для меня полной неожиданностью.
Дело в том, что, как только мы покинули помещение Национальной
библиотеки, мой знакомый сразу же отправился в паркинг за своим БМВ, а мне
поручил дожидаться двух своих приятелей, которые следовали за нами в
некотором отдалении и которых он обещал подбросить на машине в другой
конец Парижа, туда, где и должен был в конце концов состояться долгожданный
обед. Одного из этих двоих он мне уже представил: это был известный
французский писатель с итальянской фамилией, тоже новоиспеченный член
Французской академии. Имени второго я не знала. Но как-то так получилось, что
под впечатлением от просмотренного фильма я стояла и смотрела на темнеющее
вечернее небо, размышляя о печальной участи Селина, а эти двое, весело и
непринужденно болтая между собой, прошли мимо, не обратив на меня никакого
внимания. Короче говоря, я их упустила. Тут как раз подъехал БМВ, и с моим
другом приключилась настоящая истерика. Он прямо так и выкрикнул: "Плакала
моя Академия!" - или что-то в этом роде. Меня же он назвал "русской идиоткой", подкрепив эти слова еще и при помощи мимики, выкатив глаза и высунув язык, чтобы до меня лучше дошло… Надо знать не только особенности воспитания и
солидного положения моего французского знакомого, но и особенности
французского менталитета, их врожденную галантность, чтобы оценить
серьезность моего проступка, да и вообще всей ситуации в целом.
Все было очень просто. Мой знакомый уже подал документы для
поступления в Академию, но на первом голосовании его прокатили, ему не
хватило каких-то шести голосов. Теперь он жил в предвкушении повторного
голосования, и голоса этих двоих, видимо, были ему очень важны. Вся эта сцена
разыгралась уже в машине. К счастью, за первым же поворотом мы обнаружили
тех, кого я упустила. Они шли, все так же непринужденно и весело болтая между