Однако этого оказалось недостаточно. Конечно, в лице Алексея Толстого было
что-то бабье и волосы у него, судя по портретам, в молодости были длинные и
кудрявые и спадали почти до плеч, но все-таки он -- не женщина, во всяком
случае, я никогда не слышала никаких литературоведческих дискуссий на этот
счет. Поэтому как историк литературы могу с уверенностью констатировать: Алексей Толстой не был женщиной! А в результате, одна часть русской нации
объединилась вокруг «Мастера и Маргариты» Булгакова, а другая – вокруг
«Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. И это печально! Поневоле задумаешься
над единой общенациональной идеей, причем такой, которая могла бы
объединить членов редколлегии «Нового мира», писателя Круглова и таких, как
я. Прямо скажем, задача не из легких!
Однако, с другой стороны, раз такая книга до сих пор не написана, то, например, у меня есть все шансы ее написать. Название напрашивается само
собой: «Унесенные волнами». Как ни крути, а волн эмиграции было три. Именно
волн! Не знаю даже, кто их сосчитал, но так уж повелось говорить: «первая
волна эмиграции», «вторая волна» и наконец, «третья»… Очень удачная
метафора, между прочим, с волнами -- гораздо удачнее, чем у Леонтьева с
подгнивающим телом, на мой взгляд. Интересно, кому первому пришел в голову
такой образ, ведь в русской литературе и моряков-то толком не было -- одни
врачи и сумасшедшие инженеры-железнодорожники! Может быть, какой-нибудь
философ, глядя за борт корабля, уплывающего в Штеттен в двадцать втором, до
такого додумался? А может, участника юбилейного средиземноморского круиза
128
вдруг озарило?.. Теперь уже трудно сказать. Такое впечатление, что эта метафора
существовала всегда!
А ведь все так и есть, точнее не скажешь! Не то, чтобы обычный человек, но
даже писатель, будь он хоть семи пядей во лбу – не более, чем щепка на волнах
жизни. И с дистанции времени это видно очень хорошо, можно даже не
открывать ничьих книг и ничего не читать. И судя по всему, никто давно уже
ничего и не читает, а все только цепляются друг за друга, особенно за тех, кому
удалось хоть немного поймать волну. Если тебе повезет и ты застанешь волну на
подъеме, хотя бы даже на самом излете, хоть чуть-чуть, самую малость – значит
у тебя есть шанс, и тебя заметят… Если нет – затеряешься где-нибудь в
блокадном ленинградском дурдоме, как Хармс, или же будешь переписывать
ноты в оккупированном Париже, как Божнев… Писатели – это щепки на волнах
жизни, я бы так сказала… И теперь, облетая на самолете «место крушения»
русской литературы, с высоты птичьего полета, если так можно выразиться, это
прекрасно видно.
А вот Алексей Толстой и сегодня вовсе не кажется такой щепкой. Он умел
ловко поймать волну и писал о хозяевах жизни. Жаль, что его книги сейчас уже
почти никто не читает!
Глава 30
Наше все-2
Рано или поздно, покончив с историей русской литературы, я, скорее всего, займусь… Да чем угодно! Хоть бы даже историей математики! Я где-то читала, что самое главное в любой сфере деятельности способен узреть именно глаз
дилетанта, потому что только у дилетанта совсем неангажированный взгляд, не
замутненный всякими там внутренними дрязгами и второстепенными мелочами.
Ну, как взгляд ребенка! Кажется, я читала это в какой-то статье по поводу
Шпенглера и его книги «Закат Европы». Шпенглер в этой статье назывался
дилетантом… Хотя все это уже и так доказано жизнью, безо всякого Шпенглера!
Не случайно ведь любые самые жуткие каракули приводят в бурный восторг
сюсюкающих над своими любимыми чадами мамаш и папаш. Какая бы
запредельная абракадабра ни была на самом деле нарисована, они все равно
обычно почему-то вне себя от радости и гордости за своих отпрысков, гладят их
по головке и покупают им разные конфетки и шоколадки! А почему? Да потому
что у ребенка очень свежий и непосредственный взгляд на мир! Об этом же
написано во всех учебниках психологии, да и вообще известно практически
каждому, даже самым диким и необразованным неграм в Африке, почти не
соприкасающимся с европейской цивилизацией.
И лучше всего в это почему-то врубились художники! Музеи и галереи всего
мира буквально ломятся от множества чудовищных абракадабр, имитирующих
детскую беспомощную мазню, символизирующую якобы непосредственно
чистый и наивный взгляд на мир вполне взрослых и потрепанных жизнью дядь и
теть. Но самое главное, что подавляющее большинство этих дядь и теть
умудряются за свою «непритязательную» мазню получать бабки, причем
немалые! Главным образом, думаю, в данном случае раскошеливаются
состоятельные старые девы, не сумевшие иначе реализовать свои материнские
чувства. Уверена, что поощряя таких художников, покупая их живопись, они как