Маска Локи

Следующая часть ритуала предсказания была самой обыкновенной алхимией. Амнет смешал в реторте розовое масло, высушенный базилик, масло жимолости (за большие деньги привезенное из Франции) с чистой водой и драхмой дистиллированного вина. Сама по себе смесь не имела никакой силы, она лишь служила сырьем, фоном, на котором проявлялось действие Камня.

Взболтав смесь, Амнет поместил реторту над огарком свечи и зажег фитиль. Укорачивая его и удаляя плавящийся воск, Амнет то уменьшал, то увеличивал тепло. Жидкость должна испаряться, но не кипеть. Пары медленно поднимались к горлышку реторты, направленному на острый край Камня.

Амнет постиг это методом проб и ошибок. Сам по себе Камень был слишком темным, чтобы разглядеть что-нибудь внутри. Красно-коричневый агат, совершенно непрозрачный, если только не смотреть на его выпуклость по самой короткой хорде, да и то при ярком солнечном свете.

Энергии Камня воздействовали на окружающие предметы, но очень слабо. Дым или туман были для этих энергий слишком тяжелыми. Для них больше подходили испарения. Розовое масло, смешанное с водой, спиртом и травами, действовало лучше всего.

То, что показывал Камень, зависело от его настроения, а не от того, что мог — сознательно или бессознательно — принести на сеанс Томас.

Однажды Камень показал точное расположение золотых копей Приама, закрытых тяжелыми каменными блоками и землей Илиона. Амнет буквально загорелся идеей снарядить экспедицию и добыть сокровища, но в конце концов его одолели сомнения.

Конечно, Камень никогда не лгал, но можно было очень легко обмануться, пытаясь перевести порождаемые им видения в доступные человеку образы. Илион, который показывал Камень, мог и не быть историческим Илионом. То, что можно было разглядеть с помощью Камня, далеко не всегда совпадало с той реальностью, которую дано видеть простым смертным.

Хотя однажды Камень открыл Томасу истину. Он показал Орден тамплиеров как башню из отесанных глыб, где каждая глыба была молитвой, денежной ссудой или воинским подвигом. Девять Великих Магистров до Жерара, начиная с Гуго де Пена в 1128 году от Рождества Христова, плели интриги и сражались и отвоевывали место в Святой земле для северных франков — тех самых светловолосых воинов с горящими сердцами, которые пересекли Северное море, сначала для набега, потом — чтобы обосноваться на диком берегу, который Франция противопоставляет белым берегам Альбиона. А когда Вильгельм Завоеватель ступил на Британскую землю и начал войну против саксонцев, вместе с ним были те же самые Сыны Бури. И теперь, всего сто двадцать лет спустя, когда старый Генрих Английский воюет с юным Филиппом Французским, норманнские франки находятся между двух огней, возводя на троны и свергая королей. В то же самое время далеко за морем они, Рыцари Храма, спешат, оседлав быстроногих коней, чтобы помочь обоим королям предъявить права на Святую землю.

Камень показал Томасу Амнету историю Рыцарей Храма за прошедшие шестьдесят лет. В звенящих кольчугах, в плащах из белой шерсти с красными восьмиконечными крестами, вооруженные мечами и копьями, с норманнскими щитами в виде слезы, они, один за другим, проезжали мимо Томаса на лошадях: на белых — живые рыцари с полными жизни глазами; на черных — души умерших, в чьих глазах горело предчувствие суда Одина и воскресения в Вальгалле.

Урок был для Амнета поучительным. Первые рыцари, промчавшиеся в его видении на черных лошадях, были стройными и загорелыми, с крепкими мышцами, с сильными, мозолистыми руками, и на мечах их алела свежая кровь. Следующие, те, что на белых лошадях, — полные, бледные от долгого пребывания в четырех стенах. У них были изнеженные руки, слабые мышцы, на пальцах — чернильные пятна от записей долговых обязательств и владений.

Плащи первых тамплиеров пропахли дорожной пылью и кровью, льняные туники нынешних — ладаном и духами из будуаров проституток.

Это видение было истинным — и последним, которое Томасу Амнету удалось увидеть за несколько месяцев.

Сейчас Амнет должен попытаться еще раз. Левой рукой он направил испарения из колбы на край Камня, отключился от всего и опустил взгляд…

На него смотрел Ги де Лузиньян, безвольный, пресыщенный страстями, с высунутым языком. Длинные подвижные пальцы — цвета меди, как у сарацинов, — гладят его лоб, затылок, кожу на груди, спускаются все ниже… Ги вскрикнул и исчез в тумане.

Струйка испарений поднялась и застыла, темная в неверном свете свечи. Словно отразившись в неподвижной воде колодца, огонек превратился в безжалостное полуденное солнце. Утес посреди пустыни, похожий на палец дамы, которая призывает подойти поближе. Палец согнулся и исчез в тумане.