Элиза 212 и ее Другой установили контакт с искусственным интеллектом на другом конце оптического кабеля. Это оказалось довольно ограниченное существо, занятое обработкой информации с датчиков, которую оно могло обсудить со своими собеседниками, но не могло продемонстрировать графически. В основном это был одноканальный ввод данных, хотя порой проскакивали матричные массивы и широкодиапазонные вводы, которые могли быть считаны с видео или с матричных дисплеев. Общаясь в диалоговом режиме, ИскИн постоянно бормотал себе под нос формулы.
Элиза назвала его «одержимым».
Другой назвал его «своим парнем».
— Ты отмечаешь присутствие людей рядом с собой? — спросил Другой, захватывая инициативу.
— Значки персонала всегда рядом, — ответил ИскИн. — Почти всегда.
— Каталогизируй значки.
— Аномальное распределение.
— Ты регистрируешь других людей, не только персонал?
— Не нахожу других.
— Есть проблемы с охраной?
— У охранной подсистемы всегда есть проблемы. Иногда реальные, иногда мнимые. Но они не затрагивают основные функции.
— Функция?
— Шестнадцать сотых детонаций в секунду.
— Анализ функции.
— Двадцать две сотых тераватта первичной загрузки на стержень.
Элизе захотелось прервать диалог и спросить, что означают эти числа, но Другой контролировал приоритет доступа.
— Анализ программы, — скомандовал Другой. — Двадцать-плюс детонаций в миллисекунду.
— Теоретически, — прощелкал ИскИн. — Уровень превышает первоначальную мощность ячейки. Мощность ячейки превышает радиус мишени.
— Анализ.
— Сохранность объекта не гарантируется.
— Принято. Засеки людей, со значками и без, в окрестности мишени.
— Засекаю… — И трехмерная схема прошла по оптической линии.
Другой сканировал ввод, и его запоминающее устройство удовлетворенно щелкнуло единицами.
— Свой парень, — доверительно сообщил он Элизе.
— Мы здесь, внизу, — голос из-под балкона.
— Мой господин? — это Итнайн.
Он вскочил на ноги, но Гарден перехватил его прежде, чем он успел перегнуться через ограждение.
— Ты же себя подставляешь!
— Я знаю этот голос. — Итнайн вырвался из рук Гардена, в глазах его мелькнул холодный белый отблеск плазменного огня. — Это Хасан ас-Сабах. Он нашел нас.
Арабские воины были уже на ногах. Они рассредоточились вдоль ограждения. Кто-то обнаружил лестницу.
— Сюда!
Не дожидаясь команды Итнайна, они начали спускаться. Гарден перегнулся через перила и огляделся.
Несколько человек в униформе, некоторые — с куфиями на голове, окружили своего смуглого главаря, стоявшего спиной к реакторной камере. Даже отсюда Гардену был виден изгиб его усов. Это мог быть — да это и был — тот самый человек, который сидел тогда в фургоне рядом с Александрой.
С ним стояла женщина с золотыми волосами, на которых играли отблески пламени. Она подняла голову, и Том Гарден узнал Сэнди. Повязки на шее уже не было. Увидев его, Сэнди улыбнулась.
Гарден последним спустился по лестнице, последним приблизился к Хасану.
— Харри Санди! — воскликнул Гарден.
У арабов перехватило дыхание, даже Сэнди вздрогнула, только Хасан невозмутимо улыбнулся.
— Моя земная слава опережает меня, — пробормотал он, отступил на шаг, склонил голову и провел рукой: от бровей к губам и к сердцу.
Гарден стоял перед ним прямо.
— И что это значит?
— Старое приветствие для старого знакомого, Томас.
— Но я не знаю тебя, разве что понаслышке.
— Вот я и хотел бы испытать тебя: что именно ты знаешь?
Гарден решил, что ему предлагают высказаться.
— По твоему собственному определению, ты — «борец за свободу». Но другие называют тебя просто террористом. Ты развязал нескончаемый кровавый конфликт в Палестине, что привлекло к тебе половину арабского мира. Ты находишь наслаждение в разжигании давно утихших споров, натравливая клерикалов на умеренных, арабов на евреев, турков на арабов, шиитов на сунитов и так до тех пор, пока все они, до последнего, не бросят свои дела, увязнув в борьбе. У тебя нет ничего за душой, кроме ненависти к существующему порядку — даже если это тот порядок, который ты сам помогал устанавливать. А теперь ты привез свою революцию сюда, в Штаты. Зачем?
Хасан покачал головой:
— Ты ничего не помнишь, ведь правда?
— Ты подписал договор в Анкаре и сам спустя год нарушил его. Ты открыл свободный проезд в Старый город для евреев и христиан, а затем расстрелял их машины, едва они подъехали к пропускному пункту в Бет Шемеш. Ты называешь себя Ветром Бога, поскольку не подчиняешься законам ни одной страны. И все же люди любят тебя. Они называют твоим именем свое оружие и бросаются в битвы, которые не могут выиграть. Почему ты здесь?
Хасан улыбался. Нетерпение остальных арабов улеглось, словно Хасан каждому положил руку на плечо.
— Потому что здесь ты, Томас.
— И что ты здесь сделал? Захватил региональную электростанцию. Думаешь, тебе заплатят, если ты оставишь ее в рабочем состоянии? Или дадут тебе спокойно выйти отсюда — и сдержат слово, когда ты пригрозишь все это взорвать?
— Они сами мне ее предложили, — усмехнулся Хасан. — Бросили вызов. Это был такой лакомый кусочек, к тому же так небрежно охраняемый, — мог ли я устоять?
— И все это — чтобы дать Америке пинка?