Маскарад, или Искуситель

До сих пор выражая свои мысли главным образом в виде жалких реплик, похожих на собачий плач и стон, человек с медной табличкой, казалось, начал проявлять более смелое желание менее осторожного спора. Но произнесённое им эссе, не очень бодро воспринятое, с разговорной незамедлительностью было продолжено следующим образом:

– Мальчики перерастают те недостатки, что в них находятся? Из плохих мальчиков получаются хорошие мужчины? Сэр, «ребёнок – отец мужчины», следовательно, поскольку все мальчики – мошенники, то и все мужчины тоже. Но, благослови меня Бог, вы должны знать эти вещи лучше, чем я, учитывая наличие информационной службы, в которой вы трудитесь; это предприятие должно было вас снабдить специфическими средствами для изучения человечества. Ну, подойдите сюда, сэр; признайтесь, что вы знаете эти вещи вполне прилично, в конце концов. Вы не знаете, что все мужчины является мошенниками и все мальчики тоже?

– Сэр, – ответил другой, испытывая чувство злобы от потрясения, казалось, уязвившего некий дух, но не до конца. – Сэр, хвала небесам, я далёк, очень далёк от тех мыслей, которые вы излагаете. Правда, – он глубокомысленно продолжал, – мы с моими партнёрами, с которыми я содержу информационную службу, в течение десяти лет с приходом октября тем или иным путём, бывает, затрагиваем эту тему, и в течение немалого периода времени в большом городе Цинциннати тоже; и потому, как вы намекаете, в пределах этого долгого периода у меня имелась более или менее благоприятная возможность для изучения человечества – по ходу дела, не только просматривая лица, но и изучая жизни нескольких тысяч людей, мужчин и женщин, из различных стран, работодателей и работников, благородных и неблагородных, образованных и необразованных; всё же, конечно, я искренно признаю, с некоторыми случайными исключениями, пока проходило моё скромное наблюдение, что нашёл это человечество, рассматриваемое внутри страны, рассматриваемым, можно сказать, с верой, и оно в целом – делая некую разумную скидку на человеческие недостатки – предстаёт в столь чистом моральном облике, какой мог бы пожелать самый чистый ангел. Я говорю это, уважаемый сэр, вполне уверенно.

Вздор! Вы понятия не имеете о том, что говорите. Ещё вы походите на сухопутного человека в море, досконально не знающего самые важные вещи, прежде навеки закрывшие ваши веки. Подобно Змею, они проскальзывают мимо, весьма тонко скрывая от вас цель путешествия. Короче говоря, всё судно – загадка. Да ведь вы, по молодости, не знаете, было ли оно мореходным, но, тем не менее, держась большими пальцами за проймы, шагаете по гнилым доскам, припевая, как дурак, слова, вложенные в ваш юный рот хитрым судовладельцем, человеком, который посылает свой хорошо застрахованный корабль на погибель:

Влажный парус и морское теченье!

И, сэр, теперь, когда это происходит со мной, все ваши слова совсем не влажный парус, и морское теченье, и праздный ветер, который скоро последует, а представляют собой поразительный контраст по отношению к моим собственным аргументам.

– Сэр, – воскликнул человек с медной табличкой, его терпение теперь уже более или менее истощалось, – разрешите мне с уважением намекнуть, что некоторые ваши замечания неразумно сформулированы. И то же самое мы говорим нашим клиентам, когда они приходят в наш офис, изрыгая брань на нас из-за некоего достойного мальчика, которого мы смогли послать им, – некоего мальчика, полностью недооценённого на время. Да, сэр, разрешите мне отметить, что вы недостаточно хорошо понимаете то, что хотя я и маленький человек, но у меня всё же имеется своя небольшая доля чувств.

– Ну, хорошо, я вообще не хотел ранить все ваши чувства. И что они маленькие, очень маленькие, я верю на слово. Жаль, жаль. Но правда походит на молотилку, нежная чувствительность должна держаться в стороне от дороги. Надеюсь, вы понимаете меня. Не хочу причинять вам боль. Всё, о чём я говорю, – так это то, что я сказал в первую очередь, только теперь я клянусь, что все мальчишки – мошенники.

– Сэр, – мягко ответил другой, всё ещё сдерживаясь, как старый адвокат, изводящий суд, или же как добросердечный простак, случайно ударивший кого-то при взмахе. – Сэр, так как вы возвращаетесь к вопросу, позволите ли вы мне в своей скромной, спокойной манере представить вам несомненно скромные, спокойные аргументы из имеющихся у меня?

– О да! – с оскорбительным безразличием, потирая свой подбородок и смотря в другую сторону. – О да, продолжайте.