Маскарад на семь персон

Кристина поднимала на парты расшатанные двуногие стулья с царапучими фанерными сиденьями – иначе пол не помыть – и представляла, что это не ободранные ноги стульев, а блестящие поручни в вагоне, который едет куда-то… где нет резиновых сапог…

На самом деле партами по привычке именовались хлипкие двуногие столы – громоздить на них стулья следовало осторожно, получившаяся конструкция шаталась и грозила завалиться от любого неосторожного движения. Зато пол оставался почти свободным. Интересно, как его мыли, когда тут стояли настоящие парты на массивных деревянных «фундаментах»? Туда и шваброй-то не доберешься.

За ближним к доске окном лениво шевелила пестрой листвой липовая ветка. Там был сентябрь – желтый, рыжий, зеленый, солнечный – повезло в этом году с погодой. Скоро дожди зарядят, без резиновых сапог не продерешься. Вот дались ей эти сапоги!

Вообще-то класс полагалось убирать вдвоем. Но рыжая Динка, у которой в семье недавно случилось «пополнение» в виде маленького братика, едва закончились уроки, умильно заныла:

– Крысь, а, Крысь… Мама опять ночь не спала, я бы хоть немножко с ним посидела, а ей бы отдохнуть…

Кристина только плечом повела – иди, мол, без тебя управлюсь.

Дело было, конечно, не в новорожденном. Наверняка Динка усвистала гулять с Борькой из параллельного, капитаном школьной легкоатлетической сборной. При виде тощей длинной Динки у физрука становилось смертельно несчастное лицо – на канате она болталась «как макаронина на вилке», а мяч, вместо того чтоб лететь в баскетбольную корзину, упрыгивал в угол, где за брусьями были свалены гимнастические маты. И вот как такое антиспортивное существо ухитрилось наладить контакт с Борькой, у которого половина жизни проходила в спортзале?! Разве что по принципу притяжения противоположностей. Потому что «контакт» был налажен давно и прочно: все знали, что Динка и Борька… «ходят».

Почему-то в школе никто никогда не скажет «они встречаются» или «у них роман» – как в книжках пишут – нет, принято говорить «они ходят». Хотя «хождение», как правило, выражается в сидении на лавочке у дома.

Учительский стул Кристина бросила в угол справа от классной доски, на кучу приготовленных в стирку штор (под ними можно не мыть, вот радость-то) – ставить его на стол нельзя категорически, покрывающее столешницу оргстекло царапается, а может и треснуть. Заставят заменять, а откуда Кристине взять оргстекло? Вот интересно, почему никто не говорит «плексиглас», все, ломая язык, выговаривают спотыкучее «оргстекло»? Ведь «плексиглас» гораздо красивее…

Ладно, пора, громыхая ведром, тащиться в туалет за водой. На часах начало третьего. В одиночку меньше чем за сорок минут не управишься, значит, мать опять будет пилить…

За спиной негромко громыхнула расхлябанная дверь: школьное здание уже порядком обветшало, и сквозняки гуляли по нему вольно, как будто это их дом, а люди – так, пришлые. Когда принесу воды, надо будет на ключ закрыть, подумала Кристина: тепло-то тепло, но простуду на сквозняке запросто можно подхватить. И сиди тогда с градусником и носовым платком, пялься в подслеповатое окошко на облетающий сад. На уроках торчать – невелика радость, но дома – еще хуже…

И тут на нее упал потолок.

Нет-нет, не потолок. Потолок твердый, а на нее рухнуло что-то мягкое, душное – как будто ожила одна из сваленных у двери штор. Да еще руки отрастила – жесткие, корявые. Они схватили Кристину за локти, рванули назад, так что плечам стало больно…

Она попыталась вывернуться, но пыльная тряпка забила нос и рот, в глазах потемнело, и по этой темноте посыпались частые яркие звезды…

И сыпались, и сыпались – долго. Целую жизнь, наверное.

Но, когда, почувствовав, что хватка нападавших ослабла, Кристина содрала с себя душные тряпки, часы показывали половину третьего.

Всего-то.

В классе никого не было. Дверь опять громыхнула, точно хохотнула – ха-ха-ха.

Кристина выпрямилась, расправила плечи – осторожно, словно от резкого движения тело могло рассыпаться на кусочки. Хотя боли почти не было. Только плечи ныли, и там, где в нее вцеплялись чьи-то жесткие корявые пальцы, остались болезненные ушибы. И еще немного саднило – там…

Мелькнула надежда: может, они – те, кто хватал, накрывал шторой, держал, пытался что-то делать с ее беспомощным телом – может, они ничего не смогли? Но уже через мгновение девушка заметила на ногах среди мерзких, похожих на овсяный кисель, потеков бурые мазки – кровь.

Если бы Кристина жила в Москве – ну или хотя бы в Калинине – стоило бы, наверное, пойти куда-то, где ее осмотрят, все запишут, соберут «улики» – следов-то эти уроды оставили навалом! И еще каких следов-то! Биологичка не за красивые глаза называла ее «светлой головой». Кристина понимала, что и кисельные потеки, и синяки (там, где ее держали корявые пальцы), и все остальное – это ж целая куча улик. Но куда идти в их маленьком поселке? В медпункт, где на одну унылую врачиху два полупьяных фельдшера да санитарка-уборщица? В милицию? Вот прямо разбежалась!

Себе же хуже будет.