Терпеть косые взгляды, шепотки «порченая», а то и «напросилась» – потому что «нет дыма без огня», и «жучка не захочет, кобелек не вскочит». Да и ради чего? Следы следами, но опознать она все равно никого не смогла бы. Не смогла бы даже сказать, сколько было нападавших. И что, примерять «следы» ко всем жителям поселка? Выяснять, кто заходил после уроков в школу? Да кто угодно! Входная дверь чуть не нараспашку. Ищи ветра в поле!
Стиснув зубы, Кристина кое-как ликвидировала «разрушения»: отряхнула форменное платье (к счастью, не пострадавшее), содрала с ног остатки трусиков и колготок (мать наверняка скандал закатит, что «деньги плочены», но колготки рвались о фанерные занозы стульев регулярно, так что дело обычное, а трусики просто выбросить, мать их не пересчитывает), пригладила волосы. Вытащила из шкафа ведро со шваброй и потащилась в туалет – обычная картина, дежурная собирается протирать в классе пол.
В коридоре Кристина настороженно оглядывалась – как будто нападавшие могли подстерегать ее за дверями опустевших классов. Вспомнилось некстати, как они с подругой когда-то радовались, даже гордились, что учатся в одну смену, что не приходится сидеть чуть не до ночи и брести потом по улочкам, освещенным лишь желтыми оконными квадратами. Была бы вторая смена – сейчас в школе гудела бы толпа, и ничего бы не случилось. Впрочем, Кристина сама могла бы учиться во вторую смену… Судьба, видно.
Она закрылась в дальней от входа кабинке и долго подмывалась над щербатым, с рыжими потеками унитазом. Какие там биде! Это у вас там, в жизни без резиновых сапог, в чистых приличных местах биде, а мы – вот так, прямо над унитазом. Не над умывальником же! А если кто-то зайдет? В кабинке, по крайней мере, никто не видит, что ты делаешь. Дергаешь за рычаг – и черпай, пока «водопад» не иссяк. И еще раз, и еще, и еще…
Потом набрала в ведро воды, доплелась до класса, уже не оглядываясь – в самом деле, чего ей теперь-то бояться? – протерла наскоро пол.
Когда Кристина закрывала дверь, на часах едва перевалило за три. Почти и не задержалась…
Все как обычно.
Обычное дежурство, обычный скандал за порванные колготки – «на тебя не напасешься!».
Все. Как. Обычно. Ясно? Так она твердила сама себе, повторяя снова и снова, как молитву: все как обычно. Казалось, если старательно вдалбливать в собственную голову, что ничего не было, – происшествие исчезнет, канет в небытие, превратится в сон. Страшный сон, но – просыпаешься и нет его. Можно жить дальше. Нужно только убедить себя…
Она и старалась вести себя «как обычно». Хотя тряслась, как осиновый лист, высчитывая дни и сроки – а вдруг еще и? Тогда точно придется что-то придумывать. Среди девчонок ходили разные глупые слухи: что с первого раза забеременеть нельзя и все такое. Но Кристина – не зря биологичка ее хвалила – мыслила здраво и понимала, что насчет «первого раза» – немыслимая чушь. Все может быть, и тогда…
Но – обошлось.
Теперь можно было еще более убедительно твердить себе, что ничего не случилось. Сидеть на уроках, гнуться над учебниками – заниматься, выпускной класс все-таки.
Никому и в голову не пришло, облегченно вздыхала Кристина, что с ней «что-то не так». Видимо, она достаточно достоверно изображала свое «все как обычно». Только заворачивая за угол или входя в пустой класс, на секунду притормаживала – как будто усилие над собой делала. И на дискотеки в поселковый клуб отпрашиваться у матери перестала – якобы потому, что все равно без толку, нечего и пытаться. Мать действительно выдавала разрешение на «танцульки» очень редко, каждый раз с таким скандалом, что и развлечений никаких уже не хотелось. Вот Кристина и перестала отпрашиваться – чего, мол, нервы трепать, мать поедом ест, лучше уж совсем без клуба, спокойнее. Но на самом деле девушка просто боялась туда идти. Боялась панически. Что, если кто-то пригласит ее на «медляк» и она узнает… запах. Или, что еще хуже – руки.
Дома, с тех пор как Кристина перестала «биться за свободу», действительно стало поспокойнее. Мать чуть не все вечера просиживала у соседа – смотрела телевизор. Нет, в самом деле. Когда бы Кристина ни заглянула на соседскую половину, видела одно и то же: Петр Петрович, откинув с обеденного стола край потрепанной, когда-то зеленой скатерти, тыкал паяльником во что-то угловато-непонятное, мать сидела на жестком стуле с высокой спинкой – очень прямая, «как аршин проглотила» – и неотрывно пялилась в мерцающий экран.
Кристина хмыкала – негромко, чтоб не услышали, – и возвращалась «к себе», где ждали тетради и учебники. Не школьные, а одалживаемые доброй биологичкой «продвинутые». Девушка точно знала: поступить нужно с первого раза, больше ее не выпустят. Еще и сейчас неизвестно, какую битву придется выдержать. Хотя почему неизвестно – очень даже известно.
Но об этом лучше было не думать. Сиди, разбирайся в эфирах и катализаторах, в нейронах и ложноножках, в формуле Виета и прочих факториалах. Математику Кристина не любила, потому что не очень-то понимала, но куда денешься – сдавать-то надо.