Маски Пиковой дамы

Тарле заложил традицию потешаться по случаю этих слов над «невежеством» Николая I: де император не учитывал реалий[430]. Между тем православное население Порты значительно превышало численность собственно турок. С учетом греческого восстания султан сидел на пороховой бочке. Смена веры могла примирить с ним основную часть подданных… Последний раз о возможности замены ислама в Турции на христианство высказывался уже в XX веке Кемаль Ататюрк.

Однако не в политических реалиях дело. Император был всерьез верующим человеком, и рассматривать побудительные мотивы его действий, исходя только из секулярной модели мира, бессмысленно. Приведенная история показывает, что государь мыслил теми же категориями, что и его народ, у которого Фикельмон отметила «благочестие, простоту и доброту». Тогда как образованное общество все больше подчинялось веяниям времени и смотрело на религиозные чувства простолюдинов как на что-то детское.

Когда страшные события в Польше закончатся, Долли 16 октября 1831 года запишет: «Император и Императрица вдруг неожиданно уехали в Москву. Совершенно непонятно, с какой целью»[431]. Все с той же — помолиться на гробах предков. Такие внезапные посещения старой столицы сделались для императора необходимы. В декабре 1833 года Пушкин запишет: «Вчера государь возвратился из Москвы, он проехал 38 часов. В Москве его не ожидали. Во дворце не было ни одной топленой комнаты. Он не мог добиться чашки чаю»[432]. Не за чаем приезжал.

Конный портрет императора Николая I со свитой. Ф. Крюгер. 1832 г.

Родственница композитора Алексея Федоровича Львова, сочинившего музыку на молитву Отче наш, фрейлина Елизавета Николаевна Львова в соборе смотрела, «как он, могучий государь, сложив руки на грудь, с покорностью повторяет: „Да будет воля Твоя“, у меня так и брызнули слезы… Он говаривал, что, „когда он у обедни, то он решительно стоит перед Богом и ни о чем земном не думает“. Надобно было видеть его у обедни, чтобы увериться в этих словах; Закон так твердо напечатлен был в душе его без всякого ханжества и фанатизма; как требовал, чтобы дети и внуки, безо всякого развлечения, слушали обедню». Раз девушка увидела, как государь в Петергофе ехал по аллее, вдруг «сошел с дрожек, снял белую фуражку, потом сел и поехал дальше». На вопрос часовому она услышала: «Возле сада везли покойника». Фрейлина подтверждала, «что он с благоговением крестился, ехав мимо церкви, и делал это так просто, что видно было, что он находит в этом наслаждение души!»[433].

Воспитанные в секулярном ключе люди уже не понимали императора, хотя закатывали глаза к небу и поминали Бога. Пройдет. Друг Пушкина Александр Тургенев записал в дневнике за 1845 год, что с умилением слушал ораторию на сюжет Сведенборга: «В своих небесных похождениях встретил он ангела — деву Долориду, которая трехтысячелетними молитвами умолила Бога простить грехи падшему ангелу Идамиелю, предопределенному до его падения быть супругом Долориды»[434]. Как это далеко от православного «трезвения»!

В таком противопоставлении чувств образованного сословия и толщи народной жизни крылся большой трагизм для всех сторон конфликта. Потому что Россия в царствование Николая I сделала попытку уйти с европейских рельсов развития и нащупать свои собственные. Не в этом ли противоречии ключ к сумасшествию Германна? Внешним итогом приезда императора в Москву стало решение о «контрреволюции революции Петра», которой Пушкин соблазнял друга. Великих потрясений не последовало, но постепенный молчаливый разворот от Европы, грозившей вот-вот разразиться новыми революциями, наметился именно тогда.

Тень великого пращура настолько довлела над общественным мнением, что даже на похоронах Николая I продолжались славословия в адрес предка: «Могила… Незабвенного расположена насупротив могилы Петра Великого. По одну сторону храма могила Великого Преобразователя, рассеявшего мрак необразования древней России, по другую…»[435] О, конечно, великого продолжателя. У оратора язык не повернулся сказать, что Николай I уводил Россию от Петра и погиб, исполняя дело, которое не мог даже назвать. Важно, что Пушкин сочувствовал этому делу.