Все мы давно уже переросли убеждение, что масонство призвано следовать одной лишь цели и заниматься одним лишь предметом, ограничивая себя одной лишь ветвью философии. Если все мы верно понимаем наше учение, гласящее, что потолком масонской мастерской служит «облачный полог, или усеянное звездами небо», то ясно, что все происходящее под этим объемистым пологом должно нас интересовать и нас касаться. Наше Братство состоит, или должно состоять, из всех людей и служить всем людям; это Братство всех времен и на все времена. Оно не может ограничивать себя понятиями или потребностями какого-то одного народа или одного временного периода. Его высшей и конечной инстанцией может считаться лишь философия, максимально отстраненная от какого-либо конкретного времени, народа и особенно какой-то конкретной личности. Посему не возбраняется масонству иметь и – помимо наставлений и заповедей на все времена – особые наставления и заповеди на каждое время, и чтобы никто особенно не настаивал на их соблюдении в иные времена. Истина, в конце концов, относительна. То, что считается основополагающей истиной в одно время, нельзя закатать в пилюлю или таблетку, чтобы потчевать ею всех и всегда. Если наш Цех действительно вечен, то он должен сохранять актуальность в каждое конкретное время, как и во все времена; однако он также должен содержать в себе и такие традиции, которые применяются ныне, но не применялись вчера, и не будет нужды применять их завтра. Мы – Цех работников. Наша слава – в свершении полезного труда. Наши обычаи и традиции – не просто наше сокровище, которое хранится нами ради одной лишь его красоты и древности. Они суть орудия, которые нам вручили, чтобы мы ими работали. Посему мы имеем полное право задаться вопросом: как мы можем развивать и применять традиции, хранителями которых стали, для того, чтобы поставить их на службу дню сегодняшнему?
Воистину поспешит и насмешит людей тот, кто бросится составлять «философию масонства» после таких творцов, как Краузе, Оливер и Пайк. Но доселе я всеми силами старался показать, как их философия масонства выросла из реалий их времени и философских учений их времени, того времени, когда они мыслили и писали. Престон, например, писал в так называемый «Век Разума», когда Знание считалось единственной потребностью человека. Краузе писал, когда так называемая «нравственная философия» волновала все великие умы в Германии, а сам он возглавил разработку научной философии права. Оливер писал под влиянием распространения романтизма в Англии, когда английская мысль стала проникаться немецким идеализмом. Пайк писал под влиянием реакции на материализм второй половины XIX века и метафизического метода, подразумевавшего объединение всего сущего на основе связи с первичным абсолютным Принципом.
Точно так же современная философия масонства, по необходимости, будет соотноситься с современными течениями общественной мысли и философскими направлениями. Следовательно, мы способны предсказать четыре ее основные характеристики:
1. Ее метафизическое кредо будет либо идеалистическим и монистическим, либо прагматическим и плюралистическим. И пусть мои личные симпатии отданы второму из этих подходов, и я в некотором смысле солидаризируюсь здесь скорее с Престоном и Краузе, чем с Оливером и Пайком, но мне так видится, что средний современный масонский философ скорее отдаст предпочтение первому подходу. Он, судя по всему, полагает вслед за Паульсеном[59]
, что «реальность, представленная нашим чувствам в виде телесного мира как унифицированной системы движения, есть проявление универсальной духовной жизни, которую следует воспринимать как идею, как развитие единого разума, Разума, бесконечно превосходящего наше понимание». Ничего удивительного нет посему в том, что он встанет под знамена Оливера и Пайка. Но он отчается постигнуть этот принцип через знание или традицию, или во всей полноте выразить его одним словом. Таким образом, даже если ему случится быть прагматиком, результат не будет сильно отличаться от предыдущего, поскольку философия масонства есть часть прикладной философии, и ее практические результаты должны представлять собой нечто большее, чем один лишь метод их получения. Более того, и идеалист и прагматик согласятся с изложенными ниже тремя оставшимися характеристиками, просто потому что они приходят к одним и тем же результатам, пусть и разными путями.2. Ее психология будет скорее волюнтаристской, чем интеллектуалистской, то есть, испытывая на себе влияние современной биологии, она будет настаивать на том, что главенство принадлежит воле. Она будет отражать веру в действенность осознанного усилия, предпринимаемого человеком.