Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала

Тиммонс, разумеется, уже через все это проходил; привык к тяжелым случаям, поэтому просто решил меня заболтать – начал рассказывать историю своей жизни. Сказал, что, когда был скандальным подростком, состоял в арийском братстве[34]. Невозможно знать о человеке все, но, честно признаться, я никак не мог представить этого парня в арийском братстве. По нему не скажешь. Как только спустя несколько лет я завязал и сам начал заниматься спонсорством, то познакомился с некоторыми выздоравливающими алкоголиками и наркоманами, совершившими действительно страшные отвратительные поступки. Многие из них, что неудивительно, состояли в бандах, в том числе и арийском братстве. И некоторые утверждали, что сталкивались с Бобом Тиммонсом.

– Крутой мужик, да? – спрашивал я.

– Эм… не скажи.

Они рассказали мне, что Тиммонс выжил в тюрьме, оказывая сексуальные услуги членам арийского братства. А банда, в свою очередь, обеспечивала ему защиту. Правда ли это? Понятия не имею, но похоже на то. Тиммонс умер пару лет назад, и я его никогда об этом не спрашивал. Довольно быстро после прибытия в Ла-Хойя наши отношения испортились. Честно говоря, когда мы туда приехали, я уже подумывал об отъезде. Продержался чуть дольше, чем в первый раз, но ненамного.

Мое пребывание в клинике скрасила милая молодая девушка в татуировках. Мы довольно быстро подружились и обнаружили, что у нас много общего. По крайней мере, достаточно.

– Тебе нравится героин? Мне тоже!

– Ты любишь Megadeth? Твою мать! А я музыкант этой группы!

Однажды наступил день восстания пациентов – они стали носиться по клинике, недовольные едой, консультациями, да практически всем, что можно представить. В последовавшем хаосе моя маленькая девушка-панк улизнула из клиники и взяла такси до Виа-де-Ла-Валле, недалеко от ипподрома Дель-Мар, расположенного километрах в шестнадцати. Там она влетела в ресторан, достала героин и привезла в лечебный центр, где мы с ней быстренько накачались.

Как и с первой моей поездкой в клинику, я был шокирован тем, как легко можно пронести наркотики. К тому времени, как я протрезвел, потерял всякий интерес к этой программе. Просто хотелось домой. Поэтому я позвонил человеку, который не стал бы задавать вопросов и безоговорочно любил меня и сделал бы все, что мне требовалось, даже если это было неразумно и вредно для меня.

Маме.

Она забрала меня на следующий же день, и я выписался из больницы – как и в предыдущий раз, «вопреки рекомендациям врачей»[35]. Когда я приехал домой, на автоответчике было сообщение от Дага Талера. Честно говоря, неудивительно. Я знал, что за отказ от лечебной программы придется заплатить. Знал, что Даг будет злиться. Но не знал, что у него поедет кукушка.

– Ты чертов изгой в этой индустрии, – сказал он мне. – И знаешь, кто виноват? Пизда твоей пьяной мамаши!

Ни хрена себе! Я прикончу этого ублюдка!

Пару слов о маме. Она прожила тяжелую жизнь в одиночестве. Любила своих детей и сделала бы для меня все, и часто мы превращали ее жизнь в настоящий ад. Я-то уж точно. Но мама была нормальным человеком, которая вкалывала (драила сортиры и мыла полы) и любила выпить пивка, когда приезжала домой. Вот и все. Она не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой. Я понимаю гнев Дага; я катился по наклонной. Он хотел быть моим менеджером, а я был неуправляем, непредсказуем и ненадежен и в результате лишь подверг риску его безопасность и репутацию. Хорошо. Разозлись на меня. Ударь. Но бросаться подобными оскорблениями в адрес матери? Это уже перебор.

Неудивительно, что этот день стал последним для Дага в качестве менеджера Megadeth. Хотя он сказал, что устроит шумиху в прессе, пока все не зашло так далеко, я набрался смелости и принес ему извинения за то, что поставил под угрозу его безопасность и был хреновым клиентом. Музыкальный бизнес, как правило, довольно снисходителен к плохому поведению – и действительно часто за это вознаграждает, – особенно тех, кто обладает талантом и внушительным послужным списком.

* * *