Примерно в это же самое время у меня в значительной степени обострились проблемы с наркотиками. Проблемы с группой, менеджером и агентом, проблемы с женой. У меня были нехуевые проблемы, и я справлялся с ними так же, как и всегда: торчал. Пока мы находились в туре в поддержку альбома
Пэм обо всем знала, но чувствовала себя беспомощной. И видит Бог, она пыталась. Однажды позвонила моему другу и наставнику по боевым искусствам, сенсею Бенни «Реактивному» Уркидезу, и спросила, не мог бы он заехать в студию и нанести мне визит. Может быть, думала она, один взгляд Бенни пристыдит меня и сделает покорным. Но ничего не вышло. Да, мне было стыдно, но я скорее хотел убежать, нежели подраться. Я продолжал ходить из одной комнаты в другую, пытаясь избежать любого контакта с сенсеем. Он терпеливо следовал за мной, пытался поговорить, а я его тупо игнорил. Прокручивая сейчас все это в голове, поверить не могу, что так себя вел. Он же был легендарной личностью и как минимум настолько же важной фигурой в мире боевых искусств, насколько я был в хеви-метале, пытался достучаться до меня, спасти мне жизнь, а я вел себя как неблагодарный дурак: ускользал через черный ход. Мне даже говорить об этом неловко, хотя прошло уже много лет.
В тот день я покинул студию и сразу же отправился к знакомому барыге, решив отсидеться у него несколько дней. Какой-то парень подошел к двери и передал ему пакет. Они пожали руки, посмеялись, а затем мой друг открыл пакет и высыпал содержимое на стол. Увиденное поразило меня: огромные комки кокаина и героина, которые он тут же начал превращать в мелкие удобоваримые кусочки. В голове должна была завыть сирена, но в смятенном душевном состоянии я лишь подумал про себя: «
Мы легко сдружились с моим барыгой, потому что не было никаких ожиданий или обязательств. Мы были корешами-нариками, и нас связывала лишь общая тяга к кайфу, вот и все. Но в этот раз у меня был выбор. Я мог вернуться в Аризону, встретиться с группой и менеджментом и решить все проблемы. Но я не хотел этого делать и не хотел говорить им, как себя чувствую, опасаясь последствий. Не хотелось верить, что они, возможно, уйдут из группы, и я останусь совершенно один, и все было бы так, как в детстве, когда среди ночи я собирал шмотки и бежал прочь от отца, оставляя своих друзей и начиная с чистого листа. И если ты думаешь, что все это не отражается на детской психике – ты ошибаешься. Отпало всякое желание заводить какие-либо значимые отношения. Я предполагал, что дружба не длится долго; рано или поздно она заканчи- вается.
Но некоторые способны удивить. Когда пытаешься их оттолкнуть, они не двигаются. А когда тебе нужна помощь, они придут и будут рядом, даже если ты не хочешь их видеть.
Я познакомился с Хадаром Рахавом так, как это происходит у тех, чей возраст приближается к среднему: через наших детей. Джастис учился в одной школе с детьми Хадара, и мы подружились. Это была дружба, основанная на простой безвременной общности. Хадар мне сразу же понравился. Еще я перед ним в некоторой степени благоговел, во многом по тем же причинам, что и перед сенсеем. Хадар был серьезным, крепким парнем не только внешне, но и духовно. Его отец, Натан Рахав, был национальным героем в Израиле и, это, очевидно, оказало воздействие на Хадара, который стал бойцом диверсионно-десантного отряда в израильской армии, после чего наконец переехал в Соединенные Штаты, чтобы работать в сфере безопасности частных лиц. Когда мы с Хадаром разговаривали и он делился своими кровавыми рассказами о войне и борьбе с терроризмом, иногда я ощущал себя маленьким ребенком, читавшим комиксы и мечтавшим стать супергероем. Передо мной парень, который сделал столько, о чем большинство мужчин лишь фантазируют.
И неудивительно, что когда Пэм узнала, что меня нет в студии и я не работаю с Максом Норманом, а где-то прячусь, то она обратилась к Хадару за советом и поддержкой. Но сперва позвонила нашему коммерческому директору и велела заблокировать доступ ко всем моим банковским счетам. В сущности, это был не самый целесообразный способ борьбы с моим кутежом, но ей ведь нужно было что-то сделать.