Мастер и Маргарита

В этот момент в оконце показались тупоносые ботинки и нижняя часть брюк в жилочку. Затем эти брюки согнулись в колене, и дневной свет заслонил чей-то увесистый зад.	At that moment round-toed shoes and the lower part of a pair of pinstriped trousers appeared in the window. Then the trousers bent at the knee and somebody's hefty backside blocked the daylight.
- Алоизий, ты дома? - спросил голос где-то вверху над брюками, за окном.	'Aloisy, are you home?' asked a voice somewhere up above the trousers, outside the window.
- Вот, начинается, - сказал мастер.	'There, it's beginning,' said the master.
- Алоизий? - спросила Маргарита, подходя ближе к окну, - его арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?	'Aloisy?' asked Margarita, going closer to the window. 'He was arrested yesterday. Who's asking for him? What's your name?'
В то же мгновение колени и зад пропали, и слышно было, как стукнула калитка, после чего все пришло в норму. Маргарита повалилась на диван и захохотала так, что слезы покатились у нее из глаз. Но когда она утихла, лицо ее сильнейшим образом изменилось, она заговорила серьезно и, говоря, сползла с дивана, подползла к коленям мастера и, глядя ему в глаза, стала гладить голову.	That instant the knees and backside vanished, there came the bang of the gate, after which everything returned to normal. Margarita collapsed on the sofa and laughed so that tears poured from her eyes. But when she calmed down, her countenance changed greatly, she began speaking seriously, and as she spoke she slipped down from the couch, crept over to the master's knees, and, looking into his eyes, began to caress his head.
- Как ты страдал, как ты страдал, мой бедный! Об этом знаю только я одна. Смотри, у тебя седые нити в голове и вечная складка у губ. Мой единственный, мой милый, не думай ни о чем. Тебе слишком много пришлось думать, и теперь буду думать я за тебя! И я ручаюсь тебе, ручаюсь, что все будет ослепительно хорошо.	'How you've suffered, how you've suffered, my poor one! I'm the only one who knows it. Look, you've got white threads in your hair, and an eternal crease by your lips! My only one, my dearest, don't think about anything! You've had to think too much, and now I'll think for you. And I promise you, I promise, that everything will be dazzlingly well!'
- Я ничего и не боюсь, Марго, - вдруг ответил ей мастер и поднял голову и показался ей таким, каким был, когда сочинял то, чего никогда не видел, но о чем наверно знал, что оно было. - И не боюсь потому, что я все уже испытал. Меня слишком пугали и ничем более напугать не могут. Но мне жалко тебя, Марго, вот в чем фокус, вот почему я твержу об одном и том же. Опомнись! Зачем тебе ломать свою жизнь с больным и нищим? Вернись к себе! Жалею тебя, потому это и говорю.	'I'm not afraid of anything, Margot,' the master suddenly answered her and raised his head, and he seemed to her the same as he had been when he was inventing that which he had never seen, but of which he knew for certain that it had been, 'not afraid, because I've already experienced it all. They tried too hard to frighten me, and cannot frighten me with anything any more. But I pity you, Margot, that's the trick, that's why I keep saying it over and over. Come to your senses! Why do you have to ruin your life with a sick man and a beggar? Go back! I pity you, that's why I say it.'
- Ах, ты, ты, - качая растрепанной головой, шептала Маргарита, - ах, ты, маловерный, несчастный человек. Я из-за тебя всю ночь	'Oh, you, you . . .' Margarita whispered, shaking her dishevelled head, 'oh, you faithless, unfortunate man! . . . Because of you