Мастер серийного самосочинения Андрей Белый

Рассмотрим теоретически интересный вариант перформатива, который в «Петербурге» представлен весьма скромно: бездействие как поступок. Само собою, такое бездействие исключает знак равентсва между действием и поступком. Поступок может состоять в согласованном действии умственном (решение), речевом (выражение вслух) и физическом (практическое подкрепление), но не обязательно требует всех трех. Обязательным является только решение, действие в уме – а подкрепляться оно может словесным и/или физическим как действием, так и бездействием.

Остин открыл класс речевых действий, которые подобны действиям физическим: они не просто описывают реальность, а меняют ее, создают новую реальность. Сравнение с физическими действиями подразумевает, что всякое физическое действие создает новую реальность. Это допущение, насколько мне известно, до сих пор не подвергалось сомнению – но оно неверно.

Физические действия тоже можно разделить на две широких категории. Есть действия, которые меняют реальность – и есть действия, которые воспроизводят существующую реальность. Первые логично назвать поступками, вторые – рутинными действиями. Неизменная реальность не есть реальность неподвижная. Неизменная реальность жизни человека и общества состоит из движения, деятельности, действий – повторения день за днем, год за годом, поколение за поколением устоявшихся способов действия. Это рутина беспрерывной круговой активности, которая не меняет, а воспроизводит; не новую реальность создает, а продолжает давно сложившуюся.

Никакая реальность не бывает вечно неизменной, и меняется она благодаря действиям, которые нарушают рутину – поступкам. Это физический эквивалент перформатива, выделенного Остином в языке. Новую реальность способны создавать акты и физические, и речевые, и умственные – но не любые, а лишь некоторые, отходящие от рутины. В таком случае весь мир действий, физических и иных, делится на пер– форматив и неперформатив (включая констатив), на поступки и действия без поступков. Констатив тоже является действием (описание, констатация – действие, дело), но далеко не всегда является поступком (нельзя сказать, что никогда не является; например, донос – и констатация, и поступок).

Одни и те же действия могут быть поступками или рутиной, в зависимости от контекста. Обычна эволюция от поступка к рутине. Поздороваться с незнакомцем может быть поступком, а после знакомства приветствие того же человека превращается в рутину. «Я тебя люблю», сказанное впервые, является поступком, создающим принципиально новую реальность. То же самое, сказанное в тысячный раз (допустим, в день золотой свадьбы), служит поддержанию статус– кво. Вызов на дуэль может быть поступком, а может быть рутиной.

Частным случаем поступка является бездействие – физическое или словесное (молчание), но не умственное (если сознание тоже бездействует, поступка не образуется). Не ответить на приветствие есть бездействие и при этом поступок; не взять протянутую тебе руку есть классический пример резкого поступка. Резкие поступки часто создаются уклонением от рутинного действия. Квинтэссенция поступка, образуемого бездействием – не снять шапку перед барином, не отдать честь фюреру. Советская действительность была особенно богата возможностями совершения таких поступков. У каждого из нас едва не каждый день была возможность: не пойти, не проголосовать, не рукоплескать, не подписать, не записаться, не сказать, не снять шапку и не отдать чести. Александр Галич пел хулу покорным молчунам («Промолчи, промолчи, промолчи…»), призывая к поступкам, к делу, которое называется «говорить правду». Но и молчание могло быть выражением несогласия, непокорности, вызывающим неучастием во всенародной игре в поголовное участие. Бездействие могло быть поступком и событием, иногда подвигом. Хотя лучше сказать: могло бы быть.

В «Петербурге» нарушение рутины бездействием совершает сенатор Аблеухов Аполлон Аполлонович. В последний свой день в романе он уклоняется от явки на службу и не дает свою подпись для «чрезвычайно важной бумаги»[599] – совершает два поступка, в которых нет физического действия. А в невыходе на работу нет и словесного поступка – это молчаливый поступок-бездействие.

Пародия софийного мифа Соловьева

Ниже предлагается более широкое, чем доводилось встречать в литературе, истолкование пародии Белого на софийный миф Соловьева. Текст «Петербурга» в целом, а не избранные его фрагменты, характеризуется значительно более глубокой, на мой взгляд, перекличкой с философским мифом, чем предполагают лаконичные замечания исследователей о референтности образа Софьи Лихутиной. Пародия не ограничена отсылками к отдельным моментам мифа. Сюжет «Петербурга» пародирует сюжет соловьевского мифа в его целостности.

В связи с масштабностью беловского освоения софийного мифа ценны наблюдения Зары Минц о неомифологизме русских символистов: