Мастер теней (СИ)

   Что это? Ловушка? Подарок богов? Ошибка? Или... Нет. Светлый не может быть преступником. Надо немедленно исправить недоразумение!

   "Мое!" - заплакала пустота, и Шу вздрогнула от боли: показалось, что у нее отняли что-то очень дорогое и важное. Но она сжала зубы и шагнула к дверям, намереваясь немедленно освободить светлого шера - боги, он же совсем не владеет собственной магией! Нити смерти и жизни так плотно переплелись, связывая друг друга и золотую сердцевину магии искусства, что юноша, наверное, и не знает, что он шер. Иначе не позволил бы надеть на себя ошейник...

   Запутавшаяся в сумбуре голода и долга Шу сделала еще шаг к нему, и вдруг поняла: страха не слышно! Ни страха, ничего - золотой кокон ограждает разум и эмоции шера.

   - Кто это? Откуда? - спросила она, мимолетно удивившись металлическому звону своего голоса.

   Вместо ответа кастелян вспыхнул ужасом и попятился. Второй раб - Шу только сейчас заметила его - задрожал и съежился. А шер... шер, наконец, встряхнул головой, взглянул на неё, и его барьер прорвался.

   Изумление. Восторг. Любопытство. Надежда. И ни следа страха или неприязни - наоборот, глаза его звали: подойди, дотронься!

   "Мое! Мое-е!" - захлебнулась отчаянным криком пустота внутри.

   "Мое", - согласилась Шу и приблизилась к юноше: не касаясь пола, безумным видом вгоняя Биуна и второго раба в панику... Да плевать на них, на все!

   Она коснулась спутанных прядей. На миг показалось, что нити светлого дара обвивают руки, поднимаются, оплетают её всю - нежно и горячо, словно поцелуи любовника. Шу провела ладонью по волосам юноши, подняла его лицо за подбородок... В синих, как разряды молний, глазах сияло восхищение, смешанное с азартом и желанием. Четко прорисованная бровь была рассечена, под светлой кожей скулы наливался синяк, на разбитых губах запеклась кровь.

   Шу вздрогнула от удовольствия, почувствовав его желание и боль: треснувшее ребро, затекшие от веревок руки, ушибы и ссадины. Она судорожно втянула воздух сквозь сжатые зубы: боги, как же сладко! Хочу! Оттолкнула его, заставив опустить голову. Прикусила губу, останавливая себя. Бросила опасливо мнущемуся у дверей кастеляну:

   - Сколько?

   Тот вздрогнул и пробормотал:

   - По десять, Вашсочство...

   - Баль, заплати за обоих, - велела Шу и забыла о ней и о работорговце.

   Она снова коснулась макушки шера и замерла: казалось, сквозь пальцы струится утреннее солнце, ветер, пахнущий луговыми травами, ласкает и согревает. Чудо, настоящее чудо! Это чудо нужно ей, необходимо, как воздух!

   Но так нельзя. Надо развязать его, снять ошейник. Отпустить.

   "Нет, мое!" - снова застонала голодная пустота.

   "Потом", - пообещала себе Шу, опасаясь даже представить, что может быть потом, чтобы не спугнуть возможность... чего? Насмешливые боги, почему так не хочется отпускать его? Кажется, стоит снять ошейник, светлый исчезнет, а вместе с ним исчезнет что-то очень нужное...

   "Хватит. Сделай, что должно!" - велела Шу сама себе и глубоко, со всхлипом вздохнула, чтобы спросить: "Как тебя зовут?" Но пронизанный солнцем ветерок вдруг взметнулся ураганом, выстудил, ударил болью потери.

   "Никогда! - выл ветер вероятностей, оттаскивая Шу от золотого шера, хлестал ее по лицу: - Смерть!"

   "Остановись! - приказала она обернувшему её кокону магии. - Почему?"

   Стихии улеглись, словно сторожевые псы, у ее ног: настороженные, готовые вмиг вскочить и броситься на защиту хозяйки.

   "Невозможно", - вздыхали они, и Шу понимала, чувствовала кожей: они правы. Его восторг и ласка - мираж. Стоит сделать один неверный шаг, и наслаждение обернется болью.

   "Можно?" - спросила она у Источника, кладя руку на голову юноши.

   Стихии промолчали, лишь слегка всколыхнулись. А может, это юноша вздохнул и, кажется, подался навстречу.

   Шу осторожно провела ладонью по мокрой щеке. Коснулась пальцами губ и вздрогнула от жаркого удовольствия: показалось, он прижался лицом к ее ладони, потерся губами и вздохнул, словно прошептал её имя...

   Все благие намерения, все страхи вылетели из головы, оставив затягивающую, манящую теплом и негой пустоту. И в этой пустоте Шу кружилась и качалась, словно в морской пене - может, миг, а может, вечность, она не знала и не хотела знать.

   - Ваше Высочество! Шуалейда! - вдруг ворвался в наваждение сердитый голос Балусты. - Шу!

   Вздрогнув, она вынырнула в реальность и встретилась взглядом с синими, затуманенными и растерянными глазами юноши. Он тоже вздрогнул, словно и его вытащили из блаженного забытья, и вдруг улыбнулся - радостно, удивленно.

   - Шу! Что ты делаешь?

   Она, наконец, перевела взгляд на подругу и пожала плечами. Думать, что и зачем, она все равно не могла - лишь смутно понимала, что делает что-то не то... но что? Почему?

   - Ты не собираешься развязать нашего гостя? - Баль развела запястья, словно освобождаясь от веревок.

   - А... да. Сейчас!

   К щекам Шу прилил жар, от стыда захотелось провалиться. Боги, надо же было забыть про Баль! У нее на глазах держать шера связанным... Что за наваждение!

   - Вставай, - велела она.