Когда-то сильных три царя Царили заодно —И порешили: «Сгинь ты, Джон Ячменное Зерно!»Могилу вырыли сохой, И был засыпан онСырой землею, и цари Решили: «Сгинул Джон!»Пришла весна, тепла, ясна, Снега с полей сошли…Вдруг Джон Ячменное Зерно Выходит из земли.И стал он полон, бодр и свеж С приходом летних дней;Вся в острых иглах голова — И тронуть не посмей!Но осень томная идет… И начал Джон хиреть,И головой поник — совсем Собрался умереть.Слабей, желтее с каждым днем, Всё ниже гнется он…И поднялись его враги… «Теперь-то наш ты, Джон!»Они пришли к нему с косой, Снесли беднягу с ногИ привязали на возу, Чтоб двинуться не мог.На землю бросивши потом, Жестоко стали бить;Взметнули кверху высоко — Хотели закружить.Тут в яму он попал с водой И угодил на дно…«Попробуй выплыви-ка, Джон Ячменное Зерно!»Нет, мало! взяли из воды И, на пол положа,Возили так, что в нем едва Держалася душа.В жестоком пламени сожгли И мозг его костей;А сердце мельник раздавил Меж двух своих камней.Кровь сердца Джонова враги, Пируя, стали пить,И с кружки начало в сердцах Ключом веселье бить.Ах, Джон Ячменное Зерно! Ты чудо-молодец!Погиб ты сам, но кровь твоя — Услада для сердец.Как раз заснет змея-печаль, Всё будет трын-трава…Отрет слезу свою бедняк, Пойдет плясать вдова.Гласите ж хором: «Пусть вовек Не сохнет в кружках дноИ век поит нас кровью Джон Ячменное Зерно!»<1856>
Генри Лонгфелло
335. Кватронка
Повесив праздно паруса, Корабль в заливе ждал,Чтоб месяц вышел в небеса И вздулся темный вал.Причалив к берегу в челне, Рабочий люд следил,Как аллигатор полз на дне Улечься в мягкий ил.А воздух вкруг благоухал От трав и от цветов,Как будто рай порой дышал На этот мир грехов.Плантатор в шалаше своем Задумчиво курил.Купец, прибывший с кораблем, Окончить торг спешил.Он молвил: «Не гостить привел Я свой корабль в залив.Я жду, чтоб месяц лишь взошел Да начался прилив».В лице с предчувствием немым, Робка и хороша,Кватронка-девушка пред ним Стояла чуть дыша.Большие искрились глаза; По груди молодойСпускалась черная коса До юбочки цветной.Улыбки свет в лице у ней Мерцал, так свят и тих,Как свет лампад в углу церквей На лике у святых.Плантатор думал: «Стар мой дом, И проку нет в земле!»Взглянул на девушку, — потом На деньги на столе.В душе смущенной верх брала То жадность, то любовь:Он знал, чья страсть ей жизнь дала И чья текла в ней кровь.Но глубь души была черна: Он не осилил зла —И деньги взял. Тут вся она Застыла, замерла.И жертву новую свою Купец повел с собой,Чтоб быть ему в чужом краю Наложницей, рабой.<1860>