Мастерская подделок

Стало быть, моя маленькая Подружка, вы теперь очень стыдитесь и смущаетесь своей ошибки, не так ли? А мсье де Вальмон — весьма дурной человек? Но к чему это столь запоздалое раскаяние? Вы сожалеете о том, что оборонялись недостаточно твердо? Но, с другой стороны, вы так спешили согрешить, что даже не успели найти для этого подходящий повод, весьма умело воспользовавшись притворной дурнотой и пожертвовав славой обороны ради удовольствия поражения. Разве этой распущенности учили вас в Монастыре? И какое же оправдание вы собираетесь найти для преступления, совершенного против вас самих, Религии, морали, вашей Матушки и Кавалера Дансени? С какой легкостью вы нарушили клятву в единственной и вечной любви, которую дали этому обездоленному молодому Человеку! Вообразите, что бы он почувствовал, если бы узнал о подобном клятвопреступлении, и не думаете ли вы, что это открытие разбило бы ему сердце?.. Не полагайтесь на отпущение грехов Духовником, чересчур снисходительным или, возможно, пропитанным светским духом. Душевная скверна, увы, сопутствует скверне телесной и остается столь же несмываемой. Наше Столетие слишком склонно считать Вечные муки безделицей, наделяя их оттенками Чистилища. Не верьте этому и скажите себе, что божественное Милосердие вовсе не так велико, как некоторые о нем говорят. Но потерянного не воротишь. Так что грешите, грешите, раз уж ничто не способно остановить ваших преступных порывов, но пусть ничто и не мешает вам оплакивать собственное падение. Ваша Матушка плакала бы еще горше, если бы когда-нибудь узнала, как вы пренебрегли ее наставлениями… Но никакая епитимья не отмоет вашу душу и не вернет ей утраченной чистоты, так что незачем упражняться в добродетели, достоинства которой — не про вас. Ах, мое бедное Дитя, не подумайте, что я распекаю вас по причине плохого настроения: подобное раздражение мне глубоко чуждо. Эти строки продиктованы огорчением. А что вы, со своей стороны, ожидаете от мсье де Вальмона, в ком сумели разбудить слабость, к которой слишком склонны мужчины?.. Он, безусловно, Порядочный Человек, его происхождение и состояние ни в чем не уступают вашим, но я сильно сомневаюсь, что ваше поведение способно подвигнуть его на что-нибудь еще, помимо того, чтобы довершить столь фатально начатое падение. Тем не менее, возможно, он и есть ваше единственное прибежище в этой прискорбной истории и лишь в нем обретете вы хрупкую опору и сострадание, до тех пор пока вам будет удаваться ему нравиться. Но не считайте это своей властью и скажите себе, что легко достигнутое расположение неспособно внушить долговечного чувства. Еще скажите себе, что прелести ничего не стоят, если они не подкреплены заслугами, и что слезы неспособны восстановить уважение, которое всякий Порядочный Человек обязан питать к особам противоположного пола, и что мы позволяем себе излишества лишь с теми, с кем хотим поскорее расстаться. Увы, раз уж теперь ничего нельзя больше исправить и вы неспособны придумать ничего сто́ящего, проявите хотя бы скромность по отношению к своей Матушке и, оставаясь привязанной к мсье де Вальмону, благоразумно позаботьтесь о Дансени, не упуская из виду, сколь многим вы ему обязаны. Тем не менее дрожь охватывает при мысли о страданиях мсье де Жеркура, если он обнаружит, как вы не смогли сохранить того, что всякая Порядочная Женщина обязана беречь для своего мужа, и сердце сжимается, когда представляешь себе чувство, которое вы ему внушите.

Прощайте, бедное Дитя.

12 сентября 17**

Ян Потоцкий

Говорили, что путешественника, решавшегося вступить в эту дикую местность, преследовали тысячи ужасов, один вид которых приводил в трепет самых смелых.

Приложение к «Рукописи, найденной в Сарагосе»

Пустив лошадь шагом, я по совету отшельника спокойно ехал к Венте-дель-Пеньон, или Постоялому двору под Скалой, как вдруг заметил на дороге перемещения, не предвещавшие ничего хорошего. Вооруженные мушкетами негодяи держали на мушке двух дам, сидевших на прекрасных лошадях, и пытались подтолкнуть их к заросшему оврагу. Я живо спешился и, выхватив шпагу, бросился на помощь несчастным путешественницам. В мгновение ока, благодаря секретному выпаду, которому научил меня перед моим отъездом отец, я разоружил разбойников, приставив клинок к их запястьям, так что вскоре они удрали на своих скверных мулах. Дамы были белее снега. Та, что казалась старшей, сказала: