— Сеньор кавалер, вы спасли нашу честь, то бишь нашу жизнь, и мы никогда не сумеем достойно вас отблагодарить, поскольку ничто не сможет послужить достаточной наградой за вашу храбрость. Но коль скоро путешествия весьма утомительны, а места ночлега нередко полны опасностей, будьте так любезны, примите скромное радушие нашего жилища, которое находится всего в одном лье отсюда. Именно эта близость рассеяла всякие страхи, когда мы с моей дочерью Хуанитой решили совершить прогулку по окрестностям. Однако не тут-то было. Не успели мы отъехать на расстояние одного лье, как на нас напали разбойники, которых вы храбро обратили в бегство.
— Благородные дамы, — отвечал я, — меня зовут Альфонс ван Борден, и король дон Филипп V удостоил меня чести отправиться с поручением к капитану валлонской гвардии, в каковом качестве я здесь и нахожусь. Что же касается недавно произошедшей стычки, умоляю вас не благодарить меня за услугу, которая, будучи сама по себе незначительной, тем не менее доставила мне большое наслаждение. Хоть я и считаю себя, безусловно, недостойным, но все же не могу отказаться от подобной чести и отклонить ваше милостивое приглашение.
По-видимому, дамы остались вполне довольны моим ответом, и, пока мы ехали к их жилищу, мать повела такую речь:
— Сеньор кавалер, быть может, вы окажете нам честь и выслушаете нашу историю. Я дочь маркиза Рохеса и еще в ранней юности почувствовала живое влечение к монашеской жизни. Мне было четырнадцать лет, и я собиралась уйти в монастырь, когда мой отец объявил, что собирается отдать меня замуж за герцога де ла Вильяневада. Как я ни плакала и ни умоляла, ничего не помогло, поскольку отец не желал отказываться от столь выгодного для его семьи союза. Брак, разумеется, не принес мне счастья, но зато у меня родилась дочь, которая, похоже, с самого нежного возраста унаследовала от меня сильную склонность к монашеской жизни. Я от всей души надеялась, что ей удастся исполнить это желание, когда герцог был убит во время поединка. Тогда я решила отречься от мира вместе с Хуанитой, которой теперь шестнадцать лет. Но поскольку ее слабое здоровье не позволяет выносить суровость монастырской жизни, мы живем уединенно в нашем загородном доме, проводя время за чтением и молитвами.
Тем временем мы прибыли в очень красивый дом, окруженный садами и зеленеющими рощицами, которые поражали своим видом в этих засушливых и диких краях. Лошадей отвели в конюшню, а меня сопроводили в комнату, оборудованную всеми удобствами, которые предоставляет гостям самое предупредительное гостеприимство. Интерьер дома оказался, впрочем, гораздо роскошнее его внешнего вида. Стены были украшены фламандскими гобеленами и картинами мастеров, повсюду стояли шкафчики, инкрустированные перламутром, блюда и китайские вазы, серебряные канделябры. К ужину дамы оделись с изысканной элегантностью, которая, впрочем, идеально подходила набожным особам. Обе были в черных шелковых платьях, доходивших до кожаных туфелек с широкими ремешками такого же розового цвета, что и атласные банты, украшавшие на висках мантильи из тончайшего кружева. Стол был накрыт великолепно, но я заметил на нем лишь один прибор. Меня удивило отсутствие капеллана и какой-либо челяди, не считая пригожей девушки в местном костюме, которая нам прислуживала.
— Сеньор кавалер, — сказала герцогиня де ла Вильяневада, — мы с дочерью сидим за этим столом лишь ради чести и удовольствия находиться в вашем обществе, так как сегодня мы говеем. Поэтому просим вас извинить нас за то, что этим вечером мы не принимаем никакой пищи.
— Благородные дамы, — отвечал я, — это, разумеется, честь и удовольствие для меня, но я не смогу наслаждаться сим прекрасным пиршеством, если вы не разделите его радость со мной.
— Наша радость состоит в говенье, — сказала девушка, — и мы надеемся, что ваша галантность оставит эту привилегию лишь за нами, в противном случае мы будем оскорблены.
Я сопротивлялся изо всех сил, но они так упорно настаивали и так любезно умоляли, что я был вынужден уступить и в конце концов согласился съесть немного салата и фазанью ножку и выпить бокал вина. Но ужин не стал от этого менее веселым, поскольку сопровождался весьма благопристойными шутливыми речами.
Удалившись вскоре в свою комнату, я вспомнил об очень красивой картине, изображающей свадьбу Александра и Роксаны, на стене столовой. Поскольку полотно висело у меня за спиной, я не имел возможности хорошо его рассмотреть или прочитать подпись, которая, как я полагал, принадлежала Веласкесу. Я спустился, уверенный в том, что не застану никого в столь поздний час, и, с удивлением все же заметив свет в столовой, подумал, что служанка, вероятно, забыла погасить канделябры. Дверь была полуоткрыта, но картина, представшая моему взору, разительно отличалась от той, что я ожидал увидеть!