– Да, понял, – кивнул Экайер. – Меня это тоже всегда интересовало. Но видишь ли, я всегда сохранял свой интерес при себе. Не отваживался с кем-нибудь из них заговорить об этом. Общение с экстрасенсами – дело тонкое, тут осторожность нужна. Все они – люди особого сорта, ярко выраженные личности. Может быть, в этом и состоит их иммунитет, если можно так выразиться. Не исключено, что выраженная личность – это и есть главная предпосылка для того, чтобы стать экстрасенсом. Однако и у них случаются срывы. Бывали в нашей практике случаи, когда Слушатели упорно отказывались еще раз отправиться туда, где уже побывали. Куда-то еще – ради бога, но обратно – ни за что на свете. Но наотрез отказаться работать – такого еще не бывало ни разу. Тяжелых поражений психики мы не наблюдали. – Экайер допил кофе и сказал: – Ну, пойду, пожалуй. Попробую потолковать с Мэри. Джейсон, составишь мне компанию?
– Боюсь, нет, – отказался Теннисон. – Сомневаюсь, что я ее любимый собеседник.
– Ох… сейчас и я не самый любимый, – вздохнул Экайер. – Ну ладно, я пошел. Пожелайте мне удачи.
После того как Пол ушел, Джилл и Джейсон какое-то время сидели молча. Молчание нарушила Джилл:
– У меня такое чувство, Джейсон, что мы на пороге какого-то открытия. Какого – не знаю, но прямо-таки кожей чувствую.
Теннисон неуверенно кивнул:
– Да… Если Мэри вернется в рай и найдет больше, чем в прошлый раз…
– Понимаешь, я страшно растеряна, – сказала Джилл. – Просто не понимаю, что происходит. Весь Ватикан как-то странно разделился. Но что за причина для разделения? Нет, я, конечно, кое-что понимаю, но далеко не все. Самое скверное – я никак не могу решить для себя, что же такое Ватикан: религиозный центр или научный? И что они стремятся обнаружить?
– Сомневаюсь, – покачал головой Теннисон, – что Ватикан хотя бы приблизительно представляет, что хочет обнаружить.
– И еще… Я вот думала о кардинале – если не ошибаюсь, Робертс его зовут, – ну, тот, который заявил, что нам не дадут улететь.
– Я не забыл. Сказал это как само собой разумеющееся, будто приговор вынес. Но не знаю, насколько такое решение твердо и бесповоротно.
– Для меня лично, если честно, – сказала Джилл, – этот приговор носит чисто академический характер. Прямо сейчас я никуда не собираюсь улетать. Я только-только начала разбираться в истории Ватикана. Вот когда я напишу книгу… Мою книгу…
– Твою? А я думал, что это будет ватиканская книга.
– Мою книгу, – упрямо повторила Джилл. – Мою. Она будет выпущена миллиардным тиражом. И я потону в деньгах. И мне больше никогда не придется работать. Смогу себе позволить все, что ни пожелаю.
– Ага, – ухмыльнулся Теннисон. – Если сможешь удрать с Харизмы.
– Послушай, дружок: Джилл летит куда хочет и тогда, когда хочет. Еще не было такого места, откуда она не смогла бы выбраться, еще никто не завязал такого узла, чтобы она не смогла его распутать.
– Ну что же, желаю удачи, – улыбнулся Теннисон. – Только когда соберешься сматывать удочки, меня-то захватишь с собой?
– Если захочешь, – сказала она, взглянув ему прямо в глаза.
Все было совсем как тогда – широкая поющая дорога, сотканная из света и музыки, уходила вдаль и где-то там, далеко-далеко, как стрела, достигала цели – там, откуда лилось величественное сияние, заря славы и могущества. А она плыла, парила над дорогой в пространстве, излучавшем боль пустоты, щемящую сладкую боль. Она опускалась все ниже, все ближе к дороге, но не так быстро, как хотелось. Ей так хотелось побыстрее ступить на дорогу…
«На этот раз, – говорила она себе, – я буду умнее и все разгляжу получше. Постараюсь узнать какие-нибудь приметы и понять, где нахожусь, а потом смогу рассказать им всем, где была, и докажу, что это рай. Тогда мне не поверили, а теперь должны поверить. Никаких сомнений у них не должно остаться, никаких колебаний. Координаты, сказал Экайер, но что такое координаты? Какие я могу найти координаты, чтобы заставить их поверить? Никаких, кроме веры. Я такую веру должна донести до них, чтобы они не стали спорить и сомневаться, чтобы раз и навсегда поняли, что я – та, что нашла для них рай.
Знаю я, чего они хотят, – думала она. – Они хотят, чтобы я им карту принесла, чтобы они могли привести в рай свои глупые машины. Вот тупицы! Они думают, что в рай можно попасть физически, никак не могут понять, что для простых смертных рай – как это сказал зануда-доктор? – состояние сознания. Что он понимает?
Он не прав, – думала Мэри. – У него такое профессиональное лицо врача, он так предан своей науке. Рай – это не состояние сознания, это состояние благодати. И только я, одна-единственная из всех, достигла этого состояния и могу отыскать рай».