Мастодония

– Не имею понятия. Все, что у них есть, хранится за семью печатями.

– И еще они боятся. Знаешь, Джилл нашла в библиотеке запись воспоминаний одного из кардиналов. Даты там нет, поэтому непонятно, когда было написано. Говорится там о пришествии странных чужаков, которые прибыли, как там сказано, в каких-то пузырях. Очень похоже на обследование планеты. Они пробыли тут совсем недолго, однако кардиналу этого вполне хватило, чтобы здорово перетрусить.

– Понятно, – кивнул Декер, отхлебнув немного виски. – Существует легенда об этом посещении. Наверное, это было немало лет назад. «День, когда прилетели пузыри». Я думал, что это всего-навсего народное сказание, но раз есть свидетельство кардинала, можно верить, что в основе легенды лежит реальный факт.

– Но почему роботов это так напугало? Пришельцы пробыли тут совсем недолго и ничего плохого не натворили.

– Тут вот что надо иметь в виду: робот по определению – не романтик, не искатель приключений. Он старается все воспринимать усредненно. Никогда не рискует – ни боже мой! Предельная осторожность во всем и всегда. Вот истинное различие между людьми и роботами, если угодно. Люди вечно рискуют, лезут на рожон. Робот – никогда. Кто знает, может быть, в этом выражается их комплекс неполноценности. Нет, они любят произносить высокопарные речи, делать вид, что вершат великие дела. Но настоящее величие, как мне кажется, со страхом ничего общего иметь не должно. Эти же шарахаются от собственной тени. А ведь до той поры их ничто не пугало. И тут – на тебе, сюрприз!

Глава 30

Садовник Джон преодолел множество лестничных пролетов и галерей под Ватиканом и наконец приблизился к «святая святых».

Джон подошел к небольшой двери, из ящичка на поясе достал ключ и отпер дверь. В маленькой комнате стоял всего один стул. Джон прикрыл за собой дверь. Щелкнул замок. На стене, против которой стоял стул, в камень была вмурована металлическая пластина.

Садовник опустился на стул.

На пластине медленно, постепенно вырисовалось изборожденное морщинами лицо.

– Рад тебя видеть, Джон, – раздался голос Папы. – Что привело тебя ко мне на этот раз?

– Я пришел, ваше святейшество, – сказал Джон, – чтобы рассказать вам кое-что о нашей жизни. Надеюсь, на этот раз вы с бо́льшим вниманием отнесетесь ко мне. Я там, наверху, не ерундой занимаюсь, разыгрывая из себя садовника, которому больше делать нечего, как только с розочками возиться. Я работаю на вас, делаю дело, которое вы не можете доверить своим тупицам-кардиналам. Я шпионю для вас, слушаю все, о чем болтают, – для вас, распускаю слухи – тоже для вас. Так что уж сделайте милость, ваше святейшество, хотя бы выслушайте меня.

– Я тебя всегда выслушиваю, Джон, – возразил Папа.

– Не всегда, – упрямо сказал робот.

– Ладно, на этот раз выслушаю, Джон.

– Ходят слухи, – начал Джон, – не более чем слухи, но очень упорные. Суть их в том, что Слушательница Мэри второй раз побывала в раю и ее оттуда выгнали.

– Не слышал.

– Естественно! Кто вам скажет? Кардиналы, что ли? Им бы только ходить да…

– В свое время, – резко оборвал его Папа, – они, безусловно, явятся ко мне и все расскажут.

– Ага, в свое время. После того, как все обсудят между собой и решат, как вам это получше преподнести.

– Они хорошие и верные слуги, – не соглашался Папа. – Они делают что положено и преданы мне.

– Верно подмечено, – не унимался садовник. – Только не потому, что преданы, а потому, что хотят извратить направление вашего мышления и нашу цель заодно. Ваше святейшество, когда Ватикан только-только образовался, целью его был поиск истинной религии. Мы честно и откровенно признавали, что земная религия нас не устраивает и мы ищем лучшую, более истинную, самую истинную. Вы, ваше святейшество, до сих пор этим занимаетесь?

– Думаю, да, – ответил Папа. – Помимо всего прочего.

– Вот-вот. Вот именно – помимо всего прочего. Слишком много стало этого «всего прочего»! Технологические системы, философские направления. Все это так далеко от того, чему мы собирались себя посвятить!

– Если речь о философии, Джон, то тут ты заблуждаешься. У философии как раз очень много общего с нашей первоначальной целью. Но если я тебя правильно понимаю, ты готов отказаться от «всего прочего» ради безумного, фанатического поиска той веры, которую, как нам когда-то казалось, мы в состоянии обрести.

– Когда-то? А теперь вам уже так не кажется, ваше святейшество?