Мать королей

Это неожиданное столкновение в минуту отъезда тем больней задело Ягайллу, что было множество свидетелей, потому что в комнате было полно бояр, которые, пьяные, осмелевшие от дерзости князя, смеялись и уважать его не хотели.

Первый раз Ягайлло почувствовал себя сильно обиженным, но отъезду уже не только не противился, но сам его хотел ускорить.

На следующее утро король со всем своим отрядом заехал к отцам францисканцам послушать святую мессу, куда и епископ Мацей его проводил. Там Ягайлло, одарив монахов, веселее отправился в путь, направляясь прямиком в Хелмское.

Только тогда, когда старик заехал в лес и вдохнул воздух, к которому грудь его так привыкла, к нему вернулась жизнь, вся свобода и весёлость. А так как везде по дороге люди встречали его с уважением, оказывая ему почтение, он теперь ощутимей вспоминал, какое сильное унижение испытал в Вильне. Он перед всеми жаловался и, вспоминая о плене и обхождении с ними брата, возмущался.

У границы на дороге появилась шляхта, приветствуя. Из Кракова дали знать, что королева Сонька, епископ Збышек, воеводы Краковский и Сандомирский, каштелян Краковский, великий маршалек и достаточно других панов едут навстречу Ягайлле, который на масленицу в Туре хотел приехать в Сопот и там встретиться с женой и с ними.

Сонька везла с собой двоих сыночков, для которых только что съезд назначил учителя и надзирателя, Винцента Кота из Дубна, хранителя Гнезненского и шляхтича Петра Рытерского.

В Сопоте король нашёл, что все его уже ожидали. Заплаканная королева с детьми вышла с ним поздороваться. Вышестоящие кланялись ему в ноги, епископ благословил и окропил святой водой, толпы подбрасывали шапки с криком: «Да зравствует!»

Когда он видел, какая любовь его там окружает, его мужество росло.

Королева не хвалилась тем, и даже не вспоминала, как неутомимо на протяжении всего плена она кричала, просила и торопила отправить войско. Об этом свидетельствовали другие, говорил епископ, когда она ушла, свидетельствуя, что она не знала отдыха, покуда не склонила шляхту вооружиться для эффективной защиты особы и чести своего пана.

Ягайлло тоже стал с Сонькой нежнее и послушнее, былая привязанность к ней вернулась; хотя жили они теперь как друзья, не как супруги, а королева думала только о детях; Ягайлло снова думал об охоте, лесе и вынужден был думать о делах государства, бремя которых легло на него. Осаждали его с ними, лежало множество дел; он все дела отсылал к епископу Збышку.

Не задерживаясь надолго в Сопоте, все поехали на Масленицу в Сандомир, куда созвали шляхту. Там двор опередил Хинча, который, как прямой свидетель, рассказал о королевском пленении, об издевательстве над ним.

Из слухов уже знали, что Ягайлло вытерпел от брата в Вильне, и хотя одной правды было достаточно, чтобы возмутить людей, но Хинча кое-что к ней прибавил, так что короля в Сандомире готовились приветствовать как мученика. Гнев шляхты на Свидригайллу увеличило и то, что его гарнизоны из пограничных замков выезжали в Люблинское и на Русь за добычей, словно хотели вызвать войну.

Прогуливаясь так перед приездом короля с королевой по городу и замку, среди многочисленного съезда шляхты на другой день он надменно встретился с приятелями и гуляющим с братом Чёрным Яном Страшем.

Сначала он не хотел верить своим глазам; не думал, что он рискнёт там появиться, зная о королеве. Кровь в нём закипела.

Ян Страш, доверяя друзьям, которых было у него достаточно, полагая, что со смертью Витовта дело было забыто, приехал специально, чтобы не показать тревоги и окончательно стереть воспоминание об этом.

Хинча не показал по себе, что задумал, что сейчас или никогда должен отомстить и призвать к суду.

Они несколько раз прошли рядом друг с другом, Хинча ничего не говорил, не обращал на него внимания, притворялся равнодушным, но ждал прибытия королевы.

– Сам Господь Бог так устроил, что виновник попал ко мне в руки, – говорил он тихо, – теперь или никогда.

Приехал король, которого радостно и горячо приветствовали; толпы проводили его в верхний замок, а когда на следующий день он вышел в комнаты, набитые сенаторами и шляхтой, приветствуемый сердечными криками, начал благодарить, потом сам попросту рассказывать, как его там мучили, и что он выстрадал… за грехи свои (он со смирением так выразился), крикам и угрозам в адрес Свидригайллы не было конца.

Тут же за троном сидела королева, прислушиваясь, и сердце её, должно быть, росло, видя, как там красноречиво проявлялась привязанность к Ягайлле и его роду.

Она также советовала королю, когда он должен был выходить, чтобы жаловался и рассказывал, как страдал за свой народ, чтобы этим его сердца склонил к себе.

Возвращённое ей влияние теперь выросло и окрепло, Ягайлло чувствовал, что в ней имел лучшую советчицу.

Совещания в Сандомире были в начале бурные, особенно по причине Подолья и Луцка, принадлежащих короне, которые Свидригайлло присвоил себе силой.