Мать королей

Так была отомщена невинно оклеветанная королева, хотя её врагам это не закрыло рот. Король с королевой уже были в Кракове, когда обиженный Лютек из Бжезия, на силу живым вырвавшись от Свидригайллы, вернулся из Вильна, прося отомстить.

Уже давала о себе знать открытая война с тем неблагодарным братом. Ягайлло ломал руки, не зная, что делать, и чувствуя, что сам был виноват, своей уступчивостью в начале осмелив Свидригайллу.

Олесницкий и другие упрекали его в этом.

В одну из таких минут горечи и ворчания вошла королева. Она сначала дала мужу долго горевать, потом, когда он, беспомощный, жаловался на свою долю, она начала говорить:

– Пока есть время, с этим нужно справиться, а то дальше будет трудно. Слушайте меня только. Как женщине, самой мне не пристало вмешиваться в эти дела, вы делайте то, что я посоветую, не говоря, что это у вас от меня.

– Советуй! – воскликнул государь, поворачиваясь к ней. – Чтобы было эффективно.

– Свидригайлло – ваш брат, – сказала королева, – но такой, каким Авель был Каину. Если бы он не боялся мести, кто знает, выпустили бы вас живым из Вильна. Он не хочет держать Литву из ваших рук и быть подвластным вам, хотя и при Витовте он нарушал клятву верности. Вы должны его сбросить, а на его место поставить другого.

– Но я ему кольцо дал и сделал великим князем.

– То, что дали, вы так же можете отобрать.

– А как же это сделать? – воскликнул Ягайлло. – Он всё держит в руках, вся Русь с ним… Он захватил все замки… Я был бы должен вести войну.

– Вы и без войны от него избавитесь, – говорила королева тише. – Достаточно кивнуть Сигизмунду Кейстутовичу, тот найдёт подходящую минуту и Свидригайллу схватит или в тюрьму посадит. Симеон, мой дядя, будет лучшим посредником в этом деле. Брат Витовта – человек спокойный, трезвый, серьёзный, и, будучи обязан вам княжеством, не восстанет против вас. У него и на Руси есть друзья, он легко свалит Свидригайллу… Вы только ему кивните.

Король, слушая, глубоко задумался.

– Ты умна, моя женщина, – сказал он, подумав. – Совет твой хорош, но без Збышка ничего, нужно ему это сказать…

– Скажите сами ему это, – прервала королева. – Вмешиваться в это – не моё дело. Говорить и думать должны вы. Женщине не пристало лезть в дела государства, потому что врагов и завистников она себе прибавляет, а тех и так достаточно. Даже когда хочет что-нибудь сделать, должна через других… Пусть меня в этом никто не видит, не знает, что это от меня.

– А ты уверена в Симеоне? – спросил король.

– А кто же его склонил поехать в Вильно к Свидригайлле? – сказала Сонька с улыбкой, в которой пробивалась гордость. – Я всё-таки сама должна была стараться об этом, но так, чтобы никто обо мне не знал.

Ягайлло промолчал. На следующий день в Совете уже тайно говорили о Сигизмунде. За него было именно то, что от другого бы оттолкнуло.

Ближе не знал его никто, мало кто о нём слышал, так спокойно он хозяйничал в своём уделе во время всего правления Витовта, ничего не добиваясь больше того, что ему дали.

И справедливо говорили о нём то, что мы повторили: что, вступая в брак с мазовецкой княжной, он принял обычаи мазовецких князей, охранял свою землю, на чужую не покушался, дабы наслаждаться миром.

Епископ Збышек и многие из сенаторов были на его стороне, хотя раньше, наверное, не поднимали бы за него голос, чтобы наследство после брата не казалось преемственным.

Только многим не нравилось то, что с Кейстутовичем нужно было договориться тайно и избавиться от узурпатора втихаря, предательством. Для этого дядя королевы Симеон был на руку как посредник. Они должны были согласиться на то, чтобы Свидригайллу каким-либо либо образом свалить и выгнать.

Первый раз упомянул о Сигизмунде Кейстутовиче сам Ягайлло, но для тех, кто его знал, было явным, что эта мысль пришла к нему не сама собой, потому что неблагодарного Свидригайллу он всегда любил, имел к нему слабость и, даже намереваясь его сбросить, бормотал, что ему придёться что-нибудь выделить на Руси.

Збигнев Олесницкий, а с ним другие угадали в этом совет королевы. Эту идею приняли, но, несмотря на то, что она была хорошей, от того, что вышла от Соньки, свидетельствуя о её влиянии, она многих плохо к ней расположила.

Враги росли вместе с мощью и влиянием, которое она каждый день себе приобретала. Это не была уже боязливая Сонька первых дней, незнающая страну и людей, среди которых должна была жить, а женщина, проверенная несчасчастьями и страданиями, закалённая борьбой, сильной воли, мать, стоящая у колыбели своих сыновей, заботливая об их правах.

Клевета, оружие завистников, лилась на отважную женщину со всех сторон, хватаясь за всякие предлоги, как во время бури текут потоки по большим норам и расселинами, вырывая землю и прокладывая себе новые дороги.

Корибут и чешские гуситы, которые приехали в Краков для обсуждения христианской правды, разгромленные и изгнанные Олесницким, во мнении враждебных имели Соньку тайной опекуншей и советницей.