А если мы обратимся к основным идеям и практикам, которые дошли до нас из Евангелий, из «Деяний Апостолов», то мы увидим (опять же я не говорю, что это единственно правильное прочтение, а только об определённом прочтении, традиции интерпретации христианства определённой, — либертарной; есть другие, и я не собираюсь указывать вам, что правильно, а что — нет, но тем не менее), что мы видим? Мы видим мысль об абсолютной свободе человека. Мысль об освобождении человека из-под ига внешних догматов. Внешних законов. Традиций, предрассудков, иерархических институтов. Обличение фарисейства в любом облике. Отрицание собственности, государства и патриархальной моногамной семьи.
Апостол Павел пишет:
И мы видим, в противовес этому, — длинную череду евангельских людей власти, денег и закона: фарисеев, прокураторов (Понтия Пилата), царя Ирода. Мы видим имперскую власть, обывателей, которые кричат: «Распни! Распни!». То есть, с одной стороны, — царство мещанства, несвободы, законничества, фарисейства, стадности, инертного конформизма традиции, которое нападает на эту идею, на эту уникальную проповедь и её носителя. На эту безоглядную и «экстремистскую» (как, несомненно, сказали бы теперь нынешние попы и начальники) благую весть о свободе и любви человека. И, конечно, это не удивительно.
С другой стороны, мы видим, как всё это могучее движение, порождённое жизнью и смертью галилеянина, повторившего высокий подвиг Сократа (описанный в притче о жертве зерна, упавшего в землю), всё это очень быстро начинает эволюционировать (точнее, вырождаться, подвергаться ревизиям и компромиссам), уже при апостоле Павле и далее. Встраивается в окружающую систему. Подлаживаться под «реальность». Тот же апостол Павел говорит уже, что «всякая власть от Бога». А не от Дьявола, как, безусловно, полагал и учил Иисус.
А ещё Пётр трижды успел отречься от своего Учителя при его жизни. И христиане закономерно идут путями Петра и Павла.
Христа окружали женщины, в том числе падшие, вроде Марии Магдалины, и Христос не чурался любить их и не стыдился такой сомнительной кампании. Фарисей Павел скажет, что женщины — «сосуд греха», источник дьявольского соблазна. (Не зря Ницше полагал, что «был только один христианин, и тот умер на кресте», а христианству следовало бы точнее именоваться «павликианством»!) От изначального анархизма и феминизма Христа уже создатель церкви Павел делает решительные шаги в сторону патриархального женоненавистничества и этатизма, сакрализации власти.
При этом мы видим отрицание любых социальных рамок в христианстве.