То есть любой догматизм, любая однозначность, любые авторитеты, по мнению Эллюля, Христом полностью и окончательно отменялись, что, конечно, вело к тому, что культура должна была быть совершенно трансформирована. И преодолена как некая навязанная система. Призыв к каждому человеку быть святым, преобразиться, стать свободным, полюбить другого — вот что исходило из уст Христа. Но всему этому были противопоставлены инертный консерватизм и догматизм, ползучее возрождение в новом обличьи жречества, законничества, формализма. Вот что пишет Эллюль: «Христианство становится пустой бутылкой, куда последовательно меняющиеся культуры вливают, что хотят».
Он пишет:
И дальше Эллюль грустно пишет: «Подобными вещами человека не заманишь. Но поскольку свобода вместе с тем всё-таки получена, возникает трагический конфликт между реальностью свободы (превратившейся в общепризнанный идеал, в лозунг, в так называемую потребность цивилизации) и отказом идти на связанный с этой свободой риск, то есть тот самый конфликт, которым порождены неувязки западного мира, беспрестанно мечущегося между диктатурой и революцией». И в результате приходят целые поколения новых фарисеев уже от христианства. Богословов, законников, которые доказывают, что Христос не говорил того, что он говорил: что нужно отказаться от богатства, полюбить врагов, прекратить войны и повиновение кесарям и так далее. И они становятся столпами церкви, как тот же Великий инквизитор у Достоевского, и под именем Христа провозглашают новый догматизм, новый авторитет, новое повиновение, новое порабощение, новую регламентацию и иерархию. Благая весть Евангелия с ее свободой, радостью, милостью, защитой слабых, отрицанием любых иерархий, запретов и догматов превращается в совершенно новую, противоположную изначальной систему, где:
Христианство постыдно огосударствлено, оккупировано, коррумпированно и поглощено Империей.