Mater Hispania: христианство в Испании в I тысячелетии

He устремилась навстречу смерти.

Но не стерпев спокойствия мирного,

Как малодушного промедленья,

Ночью тайком она вышла из дома,

И, отворив ворота тяжелые,

В путь пустилась по бездорожью.

Через кустарник и терний заросли,

Ноги свои, пробираясь, изранила,

Ангельский хор сопутствует деве,

И, хоть безмолвна ночь зловещая,

Свет небесный ее направляет.      50

Праотцев сонму так путь указывал

Огненный столп в пустыне безводной,

И, рассекая густые сумерки,

Ночь озарял сияющим факелом,

Светом ночной побеждая хаос.      55

Так и дева благочестивая,

Ночью отправившись, день заслужила,

He поддалась она власти мрака,

Царства Канопские[132] покидая

И пролагая путь над звездами.

60

Бодренным шагом и торопливым,

Много миль пройдя до того, как

Светом зари восток осветился,

Рано пришла она к месту судилища

И, не пугаясь фасций[133] множества,      65

Так сказала: О, что за безумье

Души губить, ввергая в бездну их?

И сердца свои недальновидные

Так разбивать о камень утесов,

И отрицать Вседержителя Бога?      70

Ищете вы, о жалкое воинство,

Род христианский? Я перед вами!

Я ненавижу служенье демонам,

Идолов я попираю ногами,

Бога лишь чту устами и сердцем.      75

Феб, Венера, Исида – ничтожны,

Максимиан[134] же еще ничтожней.

Те – потому что они рукотворны,

Этот чтит дела рук человеческих.

Вместе ж и он, и они ничтожны.      80

Максимиан – хозяин богатства,

Сам же при этом камней служитель.

Пусть божествам своей главою

Сам клянется, себя посрамляя,

Но для чего благородных мучит?      85

Добрый вождь, судья выдающийся,

Он проливает кровь неповинную

И над телами святыми глумится,

Внутренности несчастных терзает,

Радуясь крестным страданьям верных.      90

Что же, мучитель, жги, выкручивай,

И рассекай сочлененное глиной,

To, что непрочно, легко ломается,

Но не проникнуть боли глубже,

Дух да не будет сломлен муками».      95

Этими разъяренный словами,

Претор[135] взревел: «Хватай безрассудную,

Ликтор,[136] предай ее на мученья!

Знает пусть силу богов отеческих,

Тяжесть власти державной принцепса.      100

Но предпочел бы я вместо убийства,

Если возможно, тебя образумить,

Девка дерзкая и строптивая!

Ты смотри, сколько радости в мире,

Что сулят тебе почести брака![137]      105

Дом сотрясается твой от рыданий,

Вся родня льет слезы горючие,

С ними вместе вся знать городская:

Час твой закатный утром наступит,

Брачный чертог для тебя потерян.[138]      110

Что ж, златую пышность Юпитера

И благочестие наших старцев

Ты не почтишь? О, ты опрометчива!

Вот уж готовы пыток орудия,

Смерти мучительной и позорной:      115

Может, главу мечом отсекут тебе,

Может, звери тебя растерзают,

Иль, запаленная дымным факелом

Горе родным принеся и слезы,

Ты рассыплешься пеплом горячим.      120

Трудно ль, однако ж, спастись от мучений?

Только изволь взять горсточку соли,

Пальчиком к ладану прикоснуться,

Сделай это, милая девочка,

И опасности как не бывало!»      125

Дева в ответ ни слова не молвила,

Только плюнула в очи тирана,

И, опрокинув богов фигурки,

Весь фимиам по земле рассыпала

Вместе с мукой и ногой растоптала.      130

Тотчас два палача ее вяжут,

Грудь терзают деве безжалостно,

Рвут ей плоть когтями[139] железными,

С двух сторон, до костей пробивая,

Раны меж тем считает Евлалия:      135

«Имя Твое на мне начертано[140],

Господи, как читать его сладостно!

Буквы Твою возвещают победу.

Кровь, порфире царской подобная,

Имя Твое возглашает святое».      140

Так без плача и без стенания

Пела она твердо и радостно,

Нет в душе страдания горького.

Тело, кровью свежей политое,

Словно омыл горячий источник.[141]      145

Вот и последнее мучение:

Нет, не сплетений обнажение,

И не сдирание кожи клочьями, –

Пламя светильников поднесенных,

Ей бока опаляет и лоно.      150

Волосы пахнут, огнем объятые,

Вниз по плечам на грудь ниспадая,

Чтобы покрыть стыдливость стыдливую,

Честь девическую покровом,

Сверху донизу тело окутав.      155

Пламя трескучее рвется к лику,

И от волос объемлет голову.

Вот уже вся как язык она огненный!

Дева, стремясь умереть поскорее,

Пьет устами пламя палящее.      160

Вдруг порхнула из уст девических,

Снега белее голубка чистая,

Ввысь устремилась, на небо, к звездам.

Был это чистый дух Евлалии,

Млечно-белый, быстрый, невинный.      165

Никнет глава с отшествием духа,

Тихо пламя костра умирает,

Тело без жизни в мире почиет,

Дух в эфире парит, ликуя,

И устремляется к вышним храмам.      170

Видел и сам мучитель птицу,

Что из уст девичьих порхнула,

И, онемевший, ошеломленный,

Бросился прочь от своих деяний.

Также и ликтор бежал в испуге.      175

Вдруг настает ледяная стужа,

Снег покрывает замерший форум

И покрывает Евлалии тело,

Что под открытым лежало небом,

Словно плащом полотняным белым.

180

Прочь отойди, любовь людская,

Та, что в последний путь провожает!

Прочь отступи, обряд печальный!

Сами стихии по воле Божьей,

Службу последнюю деве служат.      185

Ныне гробница в граде Эме́рите,

Славной колонии Веттонии,

Где река многоводная Ана

Быстро струится и бурным потоком

Зеленоватым дворцы омывает.

190

Здесь, где мрамором великолепным

Разных пород, привозным и местным,

Атрий благой украшен богато,

Чтит земля святые останки,

На благосклонном покоя лоне.      195