Материя

В комнате позади него был кто-то еще. Но Орамена это не беспокоило, – напротив, присутствие второго воспринималось как нечто благоприятное. Этот второй просматривал книги на полках у него за спиной. Теперь Орамен внимательно оглядел комнату или просто вспомнил ее лучше: вдоль стен – сплошные полки с книгами. Что-то вроде маленькой библиотеки, и посередине – Орамен. Он хотел повернуться и увидеть своего гостя, но почему-то никак не мог заставить себя сделать это. Кто бы это ни был, он, закончив с очередной книгой, бросал ее на пол. А вот это уже беспокоило Орамена. Так некрасиво, неуважительно. Как найти нужную книгу, если все они свалены в кучу на полу?

Орамен напрягался, пытаясь повернуться, но безуспешно. Всю волю и силу он направлял на то, чтобы пошевелить головой, но это оказалось невозможным. Эта лень, это ощущение покоя, это нежелание двигаться несколько мгновений назад были вполне приемлемыми, так как рождались внутри его. Но теперь все стало обманом, чем-то навязанным извне. Ему не позволялось двигаться. Его парализовал тот, кто рылся в книгах у него за спиной.

Он понял, что это символ. Комната была его разумом, библиотека – памятью, книги – отдельными воспоминаниями.

Личность у него за спиной копалась в его прошлом!

Неужели из-за того, что?..

Чуть раньше у него мелькнула мысль. Она не задержалась ни на мгновение и едва ли стоила того, потому что казалась такой иррациональной, такой ненужно-устрашающей и тревожной. Неужели эта мысль, это слово были как-то связаны с тем, что происходит сейчас?

Его провели, заманили в ловушку. Тот, кто обшаривал комнату, библиотеку, полки, книги, главы, предложения, слова, определявшие его «я» и его воспоминания, видимо, подозревал что-то. Он, Орамен, почти не знал, что это такое, явно не хотел знать и чувствовал непреодолимое внутреннее сопротивление (комическое в других обстоятельствах, но совершенно ужасающее здесь и сейчас) при любой мысли о…

И тут он вспомнил, и существо у него за спиной, которое рылось в его мыслях и воспоминаниях, сразу же поняло это.

Само припоминание мимолетной мысли, обнажение единственного спрятанного слова подтвердило все его страшные опасения относительно природы этого существа.

«Ты не то, – подумал он, – ты…»

Что-то взорвалось в его голове – вспышка ярче и ослепительнее сияния за дверью маленькой комнаты, жарче любого гелиодинамика, невыносимее всего, что он видел или знал прежде.

Орамен летел спиной назад, словно сам метнул себя. Странное существо пронеслось мимо – он видел его лишь мельком. Это, конечно, был окт – с синим телом и красными конечностями, наружная пленка его сверкала. Потом что-то ударило Орамена в поясницу, и он завертелся, закрутился, полетел в пустоту, дальше, и дальше, и дальше…

Он сильно ударился и что-то покалечил, тело пронзила боль. Свет снова погас и теперь забрал его с собой.

Пробуждения не было, во всяком случае в его внезапном – «а вот и я» – смысле. Жизнь (если это можно было назвать жизнью) просто возвращалась в него – медленно, лениво, крохотными порциями, как силсовый дождь, капающий с дерева; все это сопровождалось болью и страшным, сокрушающим давлением, не дававшим пошевелиться.

Он снова был в комнате с книгами – ошеломленный, обездвиженный, на этом самом стульчике. А он уже думал, что освободился от этой деревяшки, что может подняться с нее, но после краткой яркой иллюзии внезапного, нежеланного движения снова оказался здесь, парализованный, распятый, распростертый на земле, беспомощный. Он снова был ребенком. Он ничего не мог – ни шевелиться, ни даже держать голову. Он знал, что вокруг люди, ощущал движение и новую боль, но ничто не являлось в истинном свете, все было бессмысленным. Он открыл рот, собираясь что-то сказать – может, попросить о помощи, о прекращении этой изматывающей, ломающей боли, – но издал лишь стон.

Он снова бодрствовал. А перед этим, вероятно, спал. Страшная боль все еще мучила его, хотя и притупилась. Он не мог пошевелиться! Он попытался сесть прямо, двинуть ногой или рукой, пошевелить пальцем, хотя бы открыть глаза… ничего!

До него донеслись какие-то звуки, словно из-под воды. Теперь он лежал на чем-то мягком – не твердом. Но от этого не стало удобнее. О чем он думал только что? О чем-то важном.

Он поплыл назад сквозь водные звуки вокруг себя, беспомощно сознавая, что производит хрипы, скулеж, бульканье.

О чем же он думал?

Воды сошли – словно раздвинулся дымчатый занавес. Ему показалось, что он видит своего друга Дроффо. Ему нужно было что-то сказать другу. Ему хотелось ухватиться за рукав Дроффо, подтянуться, подняться, прокричать в лицо страшное предупреждение!

Потом появился Негюст, залитый слезами. Были тут и другие лица – озабоченные, деловые, нейтральные, испуганные, пугающие.

Он снова бодрствовал. Он цеплялся за шею Дроффо, только это был не Дроффо. Не позволяйте ему! Уничтожьте! Заминируйте камеру, ликвидируйте! Не позволяйте…