Матушка-Русь

Он приехал на Вишеру через много лет, после второй войны, Отечественной, оставившей три осколка в плече и голени. Приехал известным ученым-звероводом, седым стариком. На двух вертолетах перевез он сюда дорогих баргузинских соболей, чтоб расселить их по уральским предгорьям.

Он шел по тайге с Бедуном на широких охотничьих лыжах.

Было начало марта. Снег слежался, потемнел и отливал синевой, а протаявшие сугробы у пней напоминали сверкающую взбитую пену. Воздух был так прозрачен, и такой звонкой была тишина, что казалось — вот-вот разорвется. Пахло арбузами. Да, да, Константин Максимович мог поклясться, что запах весны похож на запах свежеразломленного арбуза.

В молодом березняке, окутанном розовой дымкой, тонко пересвистывались рябчики.

Бедун, чем-то встревоженный, вглядывался в следы на снегу и вдруг быстро заскользил по склону, сорвав с плеча ружье.

Константин Максимович заспешил за ним, но остановился перевести дух — изработалось сердечко.

Он сел на пенек, слушая тишину. Подумал о городских квартирах, о вечно занятых людях, которые обкрадывают себя, не зная пленительной прелести этого лесного утра, не ощущая на лице прикосновения ветерка, пахнущего снегом и молодым березовым соком.

Он думал о великой щедрости природы. Все дала человеку земля. Все. А человек? И сейчас он сводит на нет леса, отравляет реки отходами заводов, а воздух — смертоносным стронцием. Самые жестокие сыновья не поступят так со своей матерью, как обходятся иногда люди с землей, давшей им жизнь.

Прежде ему казалось, что достаточно свернуть хребет власти Наживы и все станет по-другому. Но революция была только началом. Вот когда каждый человек ощутит всеми клетками своими кровную связь с природой, только тогда он почувствует себя по-настоящему свободным и сильным.

В стороне за ельником хлопнул выстрел и Константин Максимович поспешил туда.

Бедун слезал с сухой березы, придерживая что-то за пазухой. Внизу распласталась на снегу желто-бурая рысь. Толстые длинные лапы поджаты, словно перед прыжком, кровавая пасть застыла в оскале.

Снег вокруг был истоптан, в пятнах крови и клочьях темного меха.

Бедун молча отвернул на груди полушубок: там возился большеголовый соболенок.

— Припоздал малость, — зло сказал Бедун. Он кивнул на рысь. — Не убереглась Соболюшка, и детеныш вот последний… Так у дупла и сшиб злодейку.

Бедун стал совсем стариком — сморщились щеки, бородка стала седой и редкой, подпаленные махоркой усы были рыжими. Но в плечах Бедун был так же широк и походкой напоминал медведя. Напросился он быть егерем в новом соболином заповеднике. Клялся Константину Максимовичу, что тайга для него — что собственный двор, а по силам он еще и молодым нос утрет.

Константин Максимович взял у Бедуна соболенка, положил на ладонь. Тот пытался ползти и тыкался носом меж пальцев.

— Твоего правнук, — сказал Бедун.

— Ты думаешь?

— Не думаю, а знаю. Давно эту соболюшку приметил. Хромоножка она была. Мехом куда темнее нашинских. Откуда же ей такую шубку взять, как не от забайкальского прадеда.

— Погибнет, — добавил он, кивнув на соболенка.

— Попробуем спасти, — хмуро ответил Константин Максимович. — Надо спасти. Можно выкормить соской. Или… — он вдруг оживился, — не знаешь, у кого есть кошка с котятами, с маленькими?

Бедун пожал плечами.

— В деревне спросить надо.

Путь их лежал по тем же местам, где когда-то они бродили за Дикарем. Склон горы густо зарос молодым пихтовником.

— Может быть, это смешно, но я всю жизнь чувствовал какую-то вину перед тем собольком. Как будто бы он и мою жизнь определил.

Константин Максимович отчетливо вспомнил ту холодную голубую ночь, когда он чуть не остался здесь навсегда.

Он замерзал. Над головой мерцали низкие холодные звезды. Веки слипались, и не было сил открыть их.

Соболек выглянул из норки и смотрел на неподвижного человека. Отскочил в сторону и снова замер.

Спать, спать, спать. Пусть качаются звезды, пусть сыплется шуршащий редкий снег. «Замерзаю, — равнодушно подумал Костя. — Ну и пусть…» И в следующее мгновение он вдруг похолодел от этой мысли. Резко открыл глаза. Пошевелил пальцами ног — целы. Стянул варежки, начал дуть на закостеневшие пальцы.

В освещенной луной расщелине качнулась тень. На мгновение у Кости какая-то горячая волна прокатилась от горла к сердцу. Он вспомнил про соболя. Рывком поднял с колен берданку. Тень шевельнулась. Костя нажал курок. Блеснул огонь — и лопнула шуршащая тишина. Тень метнулась от расщелины и упала в снег.

Костя хотел встать и не смог — закоченевшие ноги плохо сгибались в коленях. С трудом он поднялся и, проваливаясь, побрел вперед.

На снегу лежал Дикарь. Голубыми искрами серебрился пушистый черный мех.

Костя гладил его, прижимал к груди. Сверху смотрели тихие звезды и о чем-то шептались.

Только на другую ночь вернулся Костя в деревню. Он зашел прямо в избу Бедуна. Все спали. Костя ощупью пробрался к печке и положил в изголовье Бедуна мягкую соболиную шкурку.

С рассветом Костя ушел из деревни. Он бежал из ссылки.