После этой блестящей победы Саувар заключил договоры с арабами Реджио, Хаэна и даже Калатравы и снова начал грабежи и убийства. Совершенно обескураженные испанцы не сумели придумать другого средства спасения и обратились за помощью к султану. Султан бы с радостью ее предоставил, будь это в его власти. А так он смог лишь обещать свое дружеское вмешательство. Саувар получил сообщение, что ему может быть предоставлено хорошее место в правительстве провинции, если он подчинится власти султана и оставит испанцев в покое. Саувар принял предложение. Он и испанцы торжественно поклялись во взаимном согласии, и в провинции вновь установился порядок. К сожалению, спокойствие оказалось обманчивым, в сердцах продолжали пылать страсти. Не имея в непосредственном окружении врагов, которых следовало уничтожить, Саувар напал на союзников и вассалов Ибн-Хафсуна. Его жестокие деяния и благочестивые призывы его соотечественников неожиданно возродили чувство национальной гордости у населения Эльвиры. Охваченные общим порывом, они взялись за оружие. Движение очень быстро распространилось на всю провинцию. Каждая семья с готовностью подхватила военный клич, и арабы, подвергшиеся нападениям со всех сторон, поспешили укрыться в Альгамбре.
Захваченная испанцами, снова отвоеванная арабами Альгамбра была не более чем волшебными, но почти беззащитными руинами. Но это было единственное место, где могли найти убежище арабы, и если бы они ее сдали, то, безусловно, погибли бы все до единого. Поэтому они решили защищать ее до конца. Пока солнце двигалось по небу, они с отчаянием обреченных отражали все яростные атаки испанцев, исполненных решимости раз и навсегда покончить с жестокими угнетателями. Ночью при свете факелов защитники ремонтировали стены и бастионы крепости. Однако усталость, постоянные бдения и перспектива смерти, если они хотя бы на мгновение ослабят усилия, ввергли их в состояние лихорадочного возбуждения, которое, в свою очередь, сделало их легкой добычей для суеверных страхов, что было бы невозможно в других обстоятельствах. Однажды ночью, когда они ремонтировали укрепления, камень перелетел через вал и упал к их ногам. Араб поднял его и увидел, что к камню привязан листок бумаги. На нем оказались стихи. Во всеобщей тишине араб прочитал их вслух своим товарищам:
«Их деревни пусты, поля не вспаханы. Ветер поднимает над ними песок. Укрывшись в Альгамбре, они замышляют новые преступления. Но и здесь их ждут только поражения, как и их отцов, столкнувшихся с нашими копьями и мечами».
Эти строки были прочитаны при мрачном свете факелов, пламя которых лишь немного разгоняло сгустившуюся тьму, и арабов, уже не веривших в победу, охватили самые мрачные предчувствия. «Стихи эти, – позже сказал один из арабов, – тогда показались нам предостережением небес. Слушая их, мы ощутили ужас, который не мог быть больше, даже если бы нас осадили все армии мира». Некоторые из них, менее впечатлительные, чем другие, попытались переубедить товарищей, снова и снова повторяя, что камень не упал с небес, как многие были склонны верить, а брошен рукой врага. Эти стихи, вероятно, являются творением испанского поэта Абли. Постепенно арабы успокоились, призвали собственного поэта по имени Асади и предложили ему ответить противнику, используя тот же стихотворный размер и рифмы. Подобная задача была не новой для Асади. Он уже проводил такого рода поэтические дуэли с Абли. Но только он был нервным и легко возбудимым человеком, легко поддающимся влиянию. Теперь он встревожился больше, чем кто-либо другой, и ему пришлось изрядно поломать голову, чтобы сочинить ответ. Судя по родившимся у него строкам, вдохновение у поэта отсутствовало.
«Наши деревни вовсе не пустынны, и поля не лежат невспаханными. Наш замок защищает нас от всех нападений. Здесь мы найдем славу. Здесь мы замыслим триумф для себя и поражение для вас».
Для завершения ответа нужна была еще одна строка. Асади, обуреваемый эмоциями, ничего не смог придумать. Покраснев от стыда и опустив глаза, он стоял смущенный, лишившийся дара речи, словно никогда в жизни не сочинил ни одного стиха.