Авантюриста звали Ибн-Аммар. Он родился в деревне неподалеку от Сильвеса в бедной арабской семье и начал образование с изучения литературы в Сильвесе и Кордове. Затем он скитался по Испании, зарабатывая себе на хлеб сочинением панегириков для всех, кто мог за них заплатить. Именитые поэты считали ниже своего достоинства сочинять стихи для тех, кто занимал положение ниже, чем принц или визирь. А этот бедный юноша, никому не известный и плохо одетый, вызывавший жалость и насмешки своей поношенной одеждой и тюбетейкой, считал себя счастливым, если богатый парвеню давал ему какие-то крохи в обмен на стихи, впрочем не лишенные достоинств. Однажды он прибыл в Сильвес, ломая голову, как добыть корм для мула, своего верного спутника в скитаниях. К счастью, он вспомнил о горожанине, который мог ему помочь – если захочет, конечно. Речь шла о богатом купце, который, хотя и был необразованным, имел достаточно тщеславия, чтобы оценить льстивую оду. Бедный поэт написал такую оду и отослал потенциальному покровителю, сообщив ему о своем бедственном положении. Довольный купец прислал ему мешок ячменя. Ибн-Аммар, получив столь жалкий дар, подумал, что купец мог бы наполнить мешок хотя бы пшеницей. Но ячмень – это уже было благо, и поэт не преминул выразить признательность своему благодетелю.
Довольно скоро поэтический дар Ибн-Аммара стал известен многим, и его даже представили Мутамиду. Молодые люди понравились друг другу, и, поскольку оба любили удовольствия, приключения и, главное, хорошую поэзию, между ними завязалась дружба. Соответственно, когда Сильвес был взят и Мутамид стал его правителем, он сделал друга визирем и доверил ему управление провинцией.
Память о счастливых днях, проведенных в Сильвесе, этом зачарованном уголке, где каждый житель был поэт и который до сих пор называется португальским раем, навсегда осталась в сердце Мутамида. Любовь еще не нашла путь к его сердцу. Его воображением иногда завладевали яркие фантазии, но они исчезали, не оставив отчетливого следа. Для него это было время пылкой дружбы, и этому чувству он отдавал всего себя. Ибн-Аммар, не воспитанный, как принц, в богатстве и роскоши, а, наоборот, с ранних лет знакомый с лишениями, борьбой за существование и жестокими разочарованиями, имел не такое восторженное и радостное воображение. Он уже не мог воздержаться от иронии, а по многим вопросам был откровенным скептиком. Как-то раз в пятницу два друга направлялись в мечеть, и Мутамид, услышав, как муэдзин с минарета призывает мусульман к молитве, придумал первую строчку стиха и предложил Ибн-Аммару продолжить.
– Внимай, муэдзин объявляет час молитвы! – с энтузиазмом воскликнул принц.
– И верит, что поэтому Бог простит ему его многочисленные грехи, – добавил Ибн-Аммар.
– Пусть его ждет счастье, потому что его устами говорит истина! – сказал принц.
– Если он в душе верит в то, что говорят его уста, – усмехнулся визирь.
Представляется странным, хотя и объяснимым, учитывая, как рано Ибн-Аммар научился не верить людям, тот факт, что Ибн-Аммар сомневался во всем, даже в нежной дружбе принца. Он никак не мог избавиться от преследовавших его всегда и везде дурных предчувствий, особенно во время пиршеств – выпивка погружала его в меланхолию. Рассказывают один случай, который, хотя и является единичным, все же кажется действительно имевшим место, поскольку основывается на достоверном свидетельстве – самих Мутамида и Ибн-Аммара. Однажды Мутамид пригласил Ибн-Аммара на ужин. Проведя вечер в шумном веселье, гости начали расходиться. Принц стал просить Ибн-Аммара не бросать его в одиночестве. Тот подчинился, и вскоре друзья уснули. Ибн-Аммар спал недолго. Неожиданно он услышал голос, проговоривший: «Несчастный, когда-нибудь этот человек убьет тебя». Визирь в испуге вскочил, но, подумав, приписал разыгравшееся воображение слишком большому количеству спиртного и опять уснул. То же самое повторилось еще дважды. Убежденный, что это было предупреждение свыше, Ибн-Аммар тихо выскользнул из покоев и, завернувшись в циновку, устроился на крыльце, с намерением уйти, как только откроются ворота, и сразу отправиться в Африку.
Мутамид, проснувшись и не обнаружив друга, издал горестный крик, разбудивший челядь. Все стали искать во дворце исчезнувшего визиря. Мутамид руководил поисками лично и в конце концов обнаружил визиря на крыльце. Тот выдал себя непроизвольным движением, в результате которого зашевелилась циновка, под которой он прятался.
– Что там под циновкой? – закричал Мутамид, и перед ним предстал Ибн-Аммар, являвший собой жалкое зрелище: едва одетый, дрожащий всем телом, с опущенными глазами, пунцовый от стыда.
Увидев его, Мутамид разрыдался.
– О, Абу Бакр! – вскричал он. – Почему ты так делаешь?