Мавританская ведьма (СИ)

  Лиз заколебалась. На мгновение ей почти захотелось сказать ему правду, что она не прочитала ни строчки из того, что писал Стефан, но затем отпустила это. Стефану не понравилось, когда она рассказала об этом, хотя это была правда. Сам он никогда не упускал случая горько пожаловаться на то, что его собственная жена не читала того, что он написал, но ему не нравилось, когда она кому-то рассказывала. «Вы ... пожалуйста, получите несколько наших копий с автографом», - уклончиво сказала она. "Более дешевый. Стефан .. Но затем он кивнул, вышел из тени за прилавком и положил руки на изрезанную тарелку. Его левая искалеченная рука издала странный, неприятный звук, густой влажный всплеск, как будто кусок сырого мяса падал во влажную глину. Лиз почувствовала легкое отвращение.

  «Что еще я могу для тебя сделать?» Внезапное изменение настроения удивило ее, но она не показала этого. В конце концов, она не могла требовать, чтобы люди здесь менялись день за днем, особенно Бельдерсен, который, должно быть, чувствовал ее неприязнь. Но по крайней мере - начало вроде бы положено. Она пробормотала первую часть своего заказа и наблюдала, как он быстро и безошибочно находил нужные предметы из хаоса на своих полках. Она всегда была поражена, наблюдая, как он это делает. Каким-то образом Бельдерсену, должно быть, удалось преодолеть определенные принципы физики - прежде всего то, что внутреннее пространство комнаты никогда не могло быть больше, чем ее снаружи. Его магазин был едва ли больше, чем ее собственная гостиная, но в нем было легко конкурировать даже с ассортиментом товаров в супермаркете. Если она не попросила о таких вещах, как кузнечики на гриле или муравьи в клюквенном желе, слова были: « Я не для Бельдерсена».

  Когда он закончил, перед ней сложилась гора пакетов и свертков, которые она едва могла видеть.

  Бельдерсен ухмыльнулся, обнажив двойной ряд коричневатых обрубков на месте когда-то зубов. Дантист не казался одним из достижений современной цивилизации, достигшей Шварценмура. «Как обычно, все в твоей машине?» - спросил он с ухмылкой. Лиз на мгновение заколебалась. У нее не было и половины того, что ей было нужно, но гора перед ней была почти невыносимой для ягуара. Так или иначе, ей придется снова вести машину, смиренно подумала она.

  Она покорно кивнула и взяла некоторые вещи, в то время как Бельдерсен схватил все остальное, пригладил к двери и открыл ногой. Ему даже удалось запрыгнуть на одну ногу и удерживать дверь открытой для нее другой ногой, не теряя равновесия, хотя он, казалось, рухнул под тяжестью пакетов и сумок.

  Она закрыла глаза, ослепшая, когда вышла из магазина и вышла на яркий солнечный свет. Пока она была в магазине, стало жарко. Воздух, казалось, сгустился в мерцающие сгустки, и она не могла удержаться от глотка воздуха, балансируя на узком тротуаре позади Бельдерсена с полностью нагруженными руками. В свете света очертания домов выделялись отчетливо и почти болезненно, как черные силуэты, обрамленные золотыми линиями. Улица сияла, как будто ее облили жидким свинцом, и маленькие болезненные стрелы света прыгали ей в глаза из оконных стекол.

  Ягуар был ярким пятном цвета на другой стороне улицы, чем-то разрушительным, уродливым, контрастируя с домами пастельных тонов и людьми вокруг них, которые превратились в черные безмолвные тени. На мгновение все вокруг казалось странно нереальным; отрывок с фотографии Дали, который вел странную жизнь.

  Ей потребовалось почти четверть часа, чтобы уложить все в машину, а когда она закончила, сумки и свертки скопились на узком заднем сиденье и в пространстве для ног на пассажирском сиденье.

  Лиз посмотрела на беспорядок и глубоко вздохнула. Она давно отказалась от попыток уговорить Стефана купить машину побольше. Он не жаловался, когда ему приходилось делить свое место с посылками и пакетами, и он еле нажимал на педаль газа. Но в какой-то момент, подумала она смиренно, одна из ее поездок домой таким образом закончится в болоте или перед деревом. Она открыла бардачок, достала чековую книжку и шариковую ручку, в последний момент положила их обратно и взяла бумажник. Это тоже было тем, чему ей пришлось усвоить с большим трудом - в Шварценмуре нельзя оплачивать счета за продукты чеком в евро. Бельдерсен на самом деле ничего не сказал, но она очень ясно почувствовала его сопротивление, и потребовалось много времени, чтобы понять, что слово «деньги» означает настоящие деньги из бумаги или металла, а не пластиковые деньги, и их стоит использовать самостоятельно. "Сколько?"

  «Сто тридцать семь».

  Она посчитала сумму - немного удивившись, как обычно, насколько она была мала, учитывая огромное количество вещей, которые они унесли из магазина Бельдерсена, - и отдала ему. Слабое чувство отвращения охватило ее, когда он потянулся к нему своей искалеченной рукой, небрежно сложил банкноты и сунул их в карман своего засаленного пальто с горстью сдачи. "Спасибо."

  "Не за что. Это ваше. "