— Нет, не расстались, — прошептала, объясняя, что пыталась подтвердить своими жестами.
— Я знаю. Так и жили бы вместе. Заботились друг о друге, — слегка улыбнулся, будто что-то представив. Какой-то возможный эпизод из их несостоявшейся жизни. — Не ругались. Или ругались? — как будто задумался. — Ругались, — сказал с уверенностью. — Я бы тебя ревновал к каждому столбу. Точно ругались бы.
Она не ответила. Страдальчески поморщилась, вглядываясь в его тихую улыбку и стараясь вникнуть в слова, казавшиеся непонятными и нереальными. Но вот лицо разгладилось, губы еле заметно дрогнули, взгляд потеплел.
— Поженились. Ты бы вышла за меня, Мариша?
Ее ожившие глаза наполнились слезами:
— Не вышла бы, бегом побежала…
— Ребенка бы родили, да? Может даже двоих. За семь лет одного бы точно родили.
Подняв свободную руку, Марина закрыла себе рот: боялась, что сейчас в голос разрыдается.
Даже не мечтала о таком: о семье, о детях от него.
Сначала не успела, а потом уже нельзя было.
— Кого ты хочешь? Мальчика или девочку? — продолжал Сережа.
— Ты больше не уйдешь? — в ответ спросила.
— Нет. Видишь, как много мы не успели. А ты куда-то собралась… Так мальчика или девочку?
Сглотнув ком в горле, зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.
Господи, как страшно заглядывать в свои мечты, которые даже от себя прятала, не то, что от Мажарина…
— Мальчика, наверное… А ты бы говорил: «Маринка, ты мне из пацана бабу не делай», да?
Потому что я бы его нежила и баловала… Говорил бы, да?
— Говорил бы. Я обязательно тебе именно так и скажу, если ты пацана нашего
будешь сильно баловать.
Марина заплакала и вздрогнула, но не от слез: все-таки случайно порезалась. С самого начала нож неловко взяла, указательным пальцем соскользнув на лезвие. Забывшись, сжала его, вот и царапнула кожу.
Отбросив нож, сделала шаг к Мажарину, но снова отступила. Просветлевшим взглядом посмотрела ему в лицо и выдохнула:
— А ты все знаешь…
— Знаю. Раздевайся, — попросил мягко, но настойчиво.
Стэльмах хотела бы отшутиться, что сегодня у нее болит голова и вообще она не очень сексуальна после неудачной попытки вскрыть вены, но понимала, что сейчас разговор совсем не о сексе.
— Разденься, — подтвердил ее мысли, — я хочу на тебя посмотреть.
— Тебе не понравится. Там ничего красивого, — сжала пораненную руку в кулак и спрятала за спину.
— Конечно. Мне никогда не нравилось, когда кто-то обижал мою Маришу.
— Твоей Мариши больше нет. Они ее убили.
— Нет. Им это не под силу.
Облизнув губы, она чуть скривилась: то ли от соленых слез, то ли от своих мыслей.
Но осталась на месте.
— Иди ко мне, девочка моя любимая, иди. — И сам стоял, не шелохнувшись, будто
Боясь лишним движением напугать ее.
— Я не могу, — качнула головой.
— Я помогу тебе. Иди ко мне, Мариша моя. Так бывает, я знаю, когда кажется, что все кончилось и ничего уже не будет. И сил уже нет… Я все это знаю. Надо сделать последний рывок, один шаг… а потом будет хорошо, Мариша…
Глава 17
— Иди ко мне, — полушепотом снова позвал Сергей.
Но Марина стояла, не двигаясь. Как будто и не собиралась подходить, все еще храня в глазах неверие.
Может, ошибался, но ему казалось: она должна подойти к нему сама. Найти силы для первого шага. Собраться и сделать рывок, переступив через боль и страх, сомнения и недоверие.
— Жить надоело? Устала? Ради себя устала, а ради меня? Ради меня, Мариша. Ты мне очень нужна. Разве можно сейчас все бросить? Ты не имеешь права.
Она сглотнула горькие слезы и вытерла мокрое лицо. Страшно верить тому, что Мажарин говорил. И не верить нельзя. Как ему не верить? Так сладко и нестерпимо звучали его простые понятные слова.
Когда случается то, чего боишься, душа рвется от боли. Когда сбывается то, о чем даже не мечтал, душа рвется так же.
Тяжело, как эти, ей не давались даже первые шаги после перелома позвоночника.
Расстояние-то несколько метров, а вечность шла, еле ноги переставляла, будто за несколько минут ходить разучилась.
Как только приблизилась, Мажарин схватил ее с дикой силой и сумасшедшей надеждой.
— Не делай так больше. Слышишь? Никогда больше так не делай. Никогда! — уткнулся в шею и вдохнул все, что только мог вдохнуть, лишь бы заглушить вновь подступающую тошноту. Свет снова померк для него, и тьма наступила. Но приятная, пахнущая Маринкиными духами, ее кожей, слезами.
— Вот правильно ты говорил: уходить надо вовремя, — без слез всхлипнула, — надо было уйти тогда…
— Когда?
— После тех разборок с гопниками. Тогда ничего бы с тобой не случилось.
— А с тобой? — прижался губами к щеке.
— А со мной — да, я бы все равно сорвалась… Веня все равно бы меня выпорол…
Сергей внутренне вздрогнул, импульсивно стиснув ее сильнее: руки сами собой сжались.
Сказал Маринке, что все знает, но ничего не знал. Знал, от чего лечилась, медкарту прочитал, историю болезни и выписку. Все, что Витька притащил, изучил, только вот как с ней это сделали, в документах не написано.