Мажарин

— Поедем вдвоем, я ее уже предупредил. Она нас ждет. — Думаю, она не сильно расстроится, если ты приедешь один, — упрямо спорила, продолжая заниматься уборкой, хотя движения потеряли былую четкость.

Марина занервничала, и это было видно, хоть и говорила она, не поворачиваясь лицом к Сергею.

— Если ты сегодня не поедешь, то когда потом? Потом тоже будешь искать причины, чтобы отказаться?

В мажаринском тоне ощущалось столько скрытого давления, что Маринка не выдержала и, стараясь избежать такого на себя нажима, ушла в ванную комнату. Трусливо скрылась в ней, начав старательно протирать зеркало.

Оно огромное, почти во всю стену. Работы уйма.

— А как ты дальше жить со мной собираешься? Она будет спрашивать, почему ты не приезжаешь, что мне говорить? — Мажарин подпер плечом дверной косяк и нахмурился.

— Что я ей скажу? Где была столько лет? Почему тогда пропала? — Теперь особенно нехорошо стало от пристального и спокойного взгляда, который поймала в зеркале.

— Может быть, ничего не придется говорить.

— Предлагаешь сделать вид, что ничего не было? — помолчав, спросила Стэльмах.

— Нет. Не в этом дело.

— А в чем?

— Мы уже живем вместе и дальше будем жить. Поэтому ехать нужно вместе. И пройти один раз то, чего ты так боишься.

Марина вздрогнула. Она боялась, но не могла признаться в этом страхе прямо. Не могла сказать, что посмотреть старушке в глаза после всего у нее не хватает духу. Боялась она до ужаса увидеть в них отражение всего пережитого.

Как оказалось, это еще труднее, чем рассказать Мажарину о своем прошлом.

— Ты не понимаешь, — продолжила с усилием, ненавидя себя за жалостливый нетвердый тон, — я не могу.

— Ты сможешь.

Вместо ответа она внезапно отбросила тряпку и жидкость для мытья стекол, хотя зеркало в ванной не дотерла, и пошла в спальню. Вывалила свои вещи из шкафа, но отнюдь не для того, чтобы переодеться. Присев, около образовавшийся груды шмоток, Марина начала сортировать их и раскладывать по ровным стопочкам.

— Наденешь красивое платье и поедешь со мной, — снова появился рядом Мажарин.

Не скрывая своего недовольства, Стэльмах зашвырнула вещи в гардероб. Майки, футболки и свитера снова вывалились на пол. Она засунула их обратно, наведя еще больший бардак, чем был до этого, и, вскочив с колен, буквально побежала в гостиную. Там, забравшись на стул, принялась перебирать книги на полке.

Пыль! И здесь пыль! Господи, я заросла пылью!

— Мажарин, я даже не знала, что ты такой нудный! — рявкнула, чтобы отпугнуть.

Какого черта ты ходишь за мной по пятам?!

Злиться легче, чем сдерживать слезы. Злость слезы высушивает.

Сергей усмехнулся, пропуская ее нервный ор мимо ушей, словно не крик это, а еле слышное комариное жужжание.

— Можешь считать меня хоть самой бессердечной скотиной, я не уступлю. — Взяв ее за талию, снял со стула и поставил перед собой.

— А что, раньше нельзя было предупредить? — начала потихоньку уступать. От безысходности. Видела: он действительно не уступит и не отступит.

Хоть глаза и губы улыбались — на лице твердость каменная.

— Я предполагал, что будет именно такая сцена, поэтому решил не затягивать.

Времени особенно нет. Собирайся и поехали, — не уговаривал. В тупик загонял: обойти не получится, перепрыгнуть тоже.

Демонстративно глубоко вздохнув, Марина выдохнула, обдавая Мажарина пылом своего негодования, и вернулась в ванную дочищать зеркало. Вот закончит с ним и соберется. Не раньше.

Пока возюкала тряпкой по гладкой поверхности, плакала и думала.

Господи, сколько в ее жизни было дерьма! Сколько пережила разных моментов, когда приходилось делать что-то из последних сил! Столько всего вытерпела, а сильной быть так и не научилась. Тряслась как школьница перед экзаменом.

Хотя нет, школьники сейчас не трясутся, они во всем уверенные.

Должен же быть хоть какой-то способ взять себя в руки!

Таская себя по закоулкам памяти, ушла далеко, в те годы, когда еще не знала Харина и думала, что будет жить хорошо и счастливо. Ну, хотя бы хорошо. Чего об этом ублюдке вспоминать? Он извращенец, в общении с ним смелость не нужна, а только нож, чтобы кишки ему выпустить.

Дотерла Маринка это гребаное зеркало. Душ приняла, накрасилась и потом все-таки высказала Мажарину, что он сволочь. Потому как раньше надо о таком предупреждать, чтобы время в запасе имелось и поистерить, и успокоиться.

А то наревелась — теперь все лицо в красных пятнах, которые даже тоналка не берет.

— Платье какое надевать? Банановое, розовое, канареечное, фиолетовое, розовое, красное, лавандовое, ванильное и еще раз банановое? — издевалась, но больше от неловкости, называя цвета, каких у нее в гардеробе нет.

Надо же еще немножко повредничать.

— В горошек хочу платье, — спокойно ответил Сергей.

— В зеленый?

— Если есть в зеленый, можно и в зеленый. А можно не в зеленый горошек, а в кукурузинку.

Или в фасолинку.

Надев платье рубашечного типа в сине-черную клетку, Маринка вышла к

Мажарину.

— Вот. Все, как ты хотел. Платье в зеленый горошек. Красивое? — покрутилась перед ним.

Задрала подол, ослепляя Сергея стройностью красивых ног, и снова одернула, поправив на бедрах.

— Супер. Иди сюда.