В чем же состоит этот «формальный» аспект вины? Речь идет об отвержении и, следовательно, о происходящем разделении (архаического) Я на отвергающую часть и отверженную. В «Тотем и табу» вслед за этим определением Фрейд говорит об амбивалентности. Мы следовали за развитием этой идеи в фрейдовском мышлении, которое привело к описанию разделения внутри Я и установления Я и Сверх-Я, чувство вины стало неким напряжением между этими двумя инстанциями. Мы хотим сказать, что аутосадизм стоит в истоках топики вины, посредством введения этой внутренней
(топической) дуальности, которая станет дуальностью Я – Сверх-Я.4. Мазохизм и происхождение чувства вины
Перед подведением итогов вернемся к дискуссии об отношениях между мазохизмом и чувством вины. Выявляя отношения между садизмом с точки зрения аутосадизма и виной, мы установили связь между мазохизмом и чувством вины. Подчеркнем, что Фрейд утверждал наличие связи между садизмом и мазохизмом, и это констатируется в клинической практике.
В статье «Влечения и их судьбы» Фрейд пишет: «Понимание садизма затрудняется также тем обстоятельством, что это влечение наряду со своей общей целью (наверное, лучше сказать: в ее рамках), по-видимому, стремится к совершенно особой цели: наряду с унижением, триумфом – к причинению боли. Однако психоанализ показывает, что среди первоначальных целенаправленных проявлений влечения причинение боли, по-видимому, никакой роли не играет. Садистический ребенок не принимает во внимание причинение боли и не преследует такой цели. Но если превращение в мазохизм однажды произошло, то боль вполне годится для того, чтобы представлять пассивную мазохистическую цель,
ибо у нас есть все основания предполагать, что болевые, как и другие неприятные ощущения (Unlustempfindungen), распространяются на сексуальное возбуждение и вызывают состояние наслаждения (Lust), из-за которого может понравиться и неудовольствие, доставляемое болью. Если ощущение боли стало однажды мазохистической целью, то возвратным путем может возникнуть и садистическая цель – причинять боль, которой можно наслаждаться мазохистическим образом при отождествлении себя со страдающим объектом. Разумеется, в обоих случаях человек наслаждается не самой болью, а сопровождающим ее сексуальным возбуждением, что особенно приятно садисту. Наслаждение болью является, таким образом, первоначально мазохистической целью, но оно может стать целью влечения только у человека, изначально предрасположенного к садизму» (Freud, 1968b, p. 28–29; курсив мой. – Б. Р.). Согласно этому тексту, садизм появляется вследствие идентификации (садист может идентифицироваться со своей жертвой, с садируемым объектом) при условии предшествующего существования мазохизма. Эти размышления относятся к периоду «Влечений и их судьбы», когда Фрейд полагал что садизм первичен, а мазохизм вторичен; в 1924 году, как мы знаем, ситуация стала обратной: садизм стали считать вторичным, а мазохизм – первичным; в такой новой метапсихологической перспективе садизм становится следствием идентификации, потому что он следует за мазохизмом. Если садизм всегда является следствием мазохизма и идентификации с садируемым объектом, он является аутосадизмом в действии. Но появление аутосадизма обусловлено сменой объекта (сам субъект вместо садируемого объекта), это сопровождается десексуализацией отношения с садистическим объектом и относительным разъединением влечений[15]. Из-за разъединения влечений садизм после его превращения в аутосадизм может быть принят за аутоагрессивность, которая частично потеряла либидинозные инвестиции, но лишь частично: абсолютное разъединение, абсолютный разрыв связи, «чистый» инстинкт смерти не может быть постигнут. Необходимо рассмотреть различные взгляды Фрейда на этот вопрос. Именно в унисон с его мыслями мы предпочитаем говорить об аутосадизме, а не об аутоагрессивности.