Меч и ятаган

Родословная ребенка излагалась на большом свитке из тончайшего пергамента, испещренном именами, титулами и крестами. Нотариус зачитал генеалогию, и имена звучали громким эхом в стенах древней капеллы: «Кристиан Люк де Врис, сын Арно, графа де Вриса, сын Симоны, дочери герцога Тулонского, внук Ги, графа де Вриса…» Список благородных имен простирался в прошлое не на каких-то несколько поколений, а на много веков и восходил к человеку, который въехал на коне в Тунис рядом с королем, сейчас известным как Людовик Святой. Благородные де Врисы существовали куда дольше, чем сам орден Святого Иоанна.

– Я принимаю эти доказательства от лица ордена, – спокойно произнес приор. – Принимаю твои клятвы и приветствую эту христианскую душу, которая еще только встает на священный путь к милости Господней.

С этими словами он поставил рядом с колыбелью хлеб и воду – символы бедности, ожидавшей ребенка в будущем. Граф поднес приору тяжелый кошелек, туго набитый золотыми флоринами, а потом склонился над столом и радостно подписал документ, скреплявший их соглашение. Затем свои подписи поставили оба рыцаря.

Дело было сделано. По достижении совершеннолетия малышу Кристиану надлежит отправиться в новую обитель ордена на Мальте. Как раз в тот год остров был дарован рыцарям испанским королем Карлом V. Там Кристиан присягнет в верности великому магистру, даст обеты и будет официально принят в орден, которому он посвятит свою кровь, честь и жизнь.

В чистоте происхождения кандидата сомнений не было, как не было сомнений и в его пригодности для ордена, а также в намерениях графа касательно своего второго сына, но все же со временем возникла проблема: когда мальчик подрос, оказалось, что у него совершенно другие идеи по поводу собственного будущего.

Проблема состояла в том, что Кристиан Люк де Врис не хотел рубить головы во имя ордена. Он хотел изучать их во имя науки.

Мальчика начали обучать с пяти лет. Лучшие преподаватели учили его читать и писать, лучшие воины обучали его борьбе – первому из множества военных искусств, которым он должен был овладеть, по мнению отца. И то и другое давалось ему хорошо, но больше всего его интересовали сверчки, бабочки, тараканы, сороконожки, червяки и пауки – словом, все, что прыгало, летало и ползало. Он хранил свои сокровища в банках даже после того, как они рассыпались в прах.

Графа подолгу не бывало дома, иногда по нескольку лет подряд, потому что он сражался в бесконечных войнах, в которых погрязла Франция. Когда он приезжал домой, то предпочитал, чтобы семья находилась в городском доме, рядом с площадью Сен-Мишель. Симона считала, что в Париже слишком людно и грязно, поэтому в отсутствие графа всегда увозила сыновей в принадлежавший их роду древний замок в Булонском лесу, неподалеку от городских стен. Она считала, что лесной воздух полезнее Иву с его слабым здоровьем. Кристиан обожал играть в лесу и подолгу гулял там, а сама Симона могла предаваться своей страсти – верховой езде, которой владела в совершенстве еще с проведенного в Тулоне детства, где научилась скакать вдоль моря. После рождения Кристиана Арно подарил ей арабскую чистокровную лошадь, такую же резвую, как и сама графиня, и чья грива, как и волосы графини, была цвета пшеницы. Мать и сыновья ездили на долгие верховые прогулки в лес: Симона и Кристиан верхом, а Ива в повозке вез конюший.

Во время этих прогулок Кристиан еще больше заинтересовался природой. Он задавал бесконечное количество вопросов об окружавшем его мире, поражаясь тому, как Бог сделал так, что у яблока вкус яблока, а цветы расцветают по весне, а король чешется так же, как простолюдин. Симона редко могла ответить на его вопросы, но поощряла его любознательность. Кристиан гонялся за лягушками и черепахами, а потом изучал их. Ив всей этой живности побаивался, а Симона стойко терпела ее присутствие в доме. Несмотря на отвращение ко всему ползающему, она даже сама ловила для сына представителей редких видов. Однажды она заметила ящерицу, показала ее Кристиану, и тот загнал ее под камень. Однако выманить ящерицу оттуда или сдвинуть камень он не смог, поэтому Симона спрыгнула с коня, чтобы помочь сыну. Вдвоем они все-таки сдвинули камень, ящерка стремглав бросилась из своего укрытия, и тут Симона, неожиданно для себя самой, поймала ее краем плаща. Симону передернуло от того, как отвратительное существо извивается под тканью, но Кристиан смотрел на мать с таким восхищением, что она гордо запихнула ящерицу в сумку и на всю жизнь запомнила этот взгляд сына.

Вскоре экземплярами, найденными Кристианом, заполнились все коробки, полки и даже ящики в шкафу. Под конец горничная стала бояться наводить порядок в его спальне, кухарка стала находить змеиную кожу в тарелках и рыбьи кости в хрустале. Она пожаловалась графине, и та прочитала сыну нотацию, объяснив, что ему нужно внимательнее относиться к тому, где он хранит свои сокровища.