Меч и ятаган

Ее губы шевелились в тихой молитве. Только бы все быстро закончилось, Господи!

Несмотря на внешнее спокойствие, сердце Марии гулко вторило шагам. Она оказалась в крошечном коридоре, из которого вели четыре двери. Марию подвели к последней. Дверь на тяжелых железных петлях со скрипом открылась. Внутри никого не оказалось. В воздухе пахло копотью от двух масляных фонарей, тускло освещающих помещение. Посреди комнаты стояла длинная скамья, у стены – стол и стул для секретаря, который ведет записи во время признательных исповедей, у стены – большой ящик с кожаными и железными орудиями, рядом болтались железные кольца, потемневшие от времени. С потолка свисали веревки, подвешенные к массивным балкам. В жаровне тлели угли. Когда дверь открылась, от легкого ветерка пепел вспыхнул красным и белым.

Дверь за Марией захлопнулась. В комнате пахло потом, мочой, страхом, кровью и паленой плотью.

– Расстегивай джеркин! – велел стражник.

– Нет.

Он вынул из-за пазухи нож. В слабом свете блеснул изгиб лезвия.

– Расстегивай! – повторил он. – Иначе я сделаю это за тебя.

Дрожащими пальцами Мария расстегнула пуговицы. Джеркин распахнулся, обнажив полоску кожи. Под ним на Марии ничего не было. Ее лицо пылало. Она смотрела прямо перед собой, полная решимости не плакать и не кричать.

– Ложись на спину! – велел один из стражников, указывая на длинную скамью.

Помотав головой, она отпрянула от скамьи, но ее грубо схватили за руки и уложили насильно. Она сопротивлялась как могла, царапалась и молотила кулаками. Ее прижали к скамье. Один из стражников удерживал ее, пока второй привязывал ее запястья к деревянным стержням у самого пола. Действовал он уверенно, привычными движениями, словно готовил скот к убою. Потом он точно так же привязал ее за лодыжки. Теперь Мария лежала, распластанная, и смотрела в низкий потолок. Она тихо всхлипывала, дыхание было прерывистым от нарастающего страха. Когда они закончили, пола ее джеркина распахнулась, обнажив грудь. Мария тщетно пыталась изогнуться так, чтобы тело было не слишком видно.

Фамильяры стояли у скамьи. Марии показалось, что прошла целая вечность. Она ощущала их взгляды на себе. В конце концов она закрыла глаза, чтобы отключить все вокруг, но темнота оказалась еще хуже. Снова открыв глаза, она уставилась на крюк, вбитый в мощную потолочную балку. В комнате было удушающе жарко. На висках у Марии выступили капельки пота. Ее накрыло волной ужаса. Она прилагала все усилия, чтобы остаться сильной. Отче наш, иже еси на небеси…

Мария слышала, как открылась дверь, и повернула голову, но из-за стражников ничего не увидела. Ладно, видеть и не обязательно. Она и так знала, кто там. Он долго стоял молча. Ее дыхание было цикличным: сначала ровным, потом учащенным, затем прерывистым, всхлипывающим, потом снова ровным. Она знала, что это единственные звуки в помещении, и не могла остановиться.

– Оставьте нас.

– Ваше преосвященство? – спросил фамильяр озадаченным тоном.

– Если мне понадобится секретарь, я позову его. Оставьте нас.

Бросив последний, оценивающий и разочарованный взгляд на женщину на скамье, фамильяры поспешили покинуть комнату.

Дверь закрылась, скрипя заржавелыми тяжелыми петлями. Сальваго долго стоял молча, не двигаясь. Теперь и она слышала его дыхание, ощущала его присутствие, как ощущала тогда, когда он стоял за дверью ее камеры.

– Отпустите меня, – прошептала она. – Ради всего святого, дон Сальваго, не делайте этого.

Он подошел к ней ближе. Она заметила в его руках березовую розгу, конец которой был изорван и испачкан. Сальваго долго разглядывал ее, медленно скользя взглядом по телу от головы до пят, останавливаясь на каждом изгибе, на каждой выпуклости. Она закусила губу до крови.

Кончиком розги он неторопливо провел линию по ее коже от горла к пупку. Она дернулась так, что веревки натянулись, и издала приглушенный стон.

Он обошел ее вокруг, остановился у изголовья. Наклонился над ней, заглянул ей в глаза. Она ответила ему взглядом, полным неприкрытого страха и отвращения. Чем больше она уговаривала себя успокоиться, тем выше вздымалась ее грудь. Она ощущала себя голой и беззащитной, чувствовала его глаза на себе, как будто он трогал ее руками.

– У тебя на удивление твердый взгляд, – сказал он. – По крайней мере, для человека в твоем положении. Но не такой бесстрашный, как тебе хотелось бы.

Он принялся рассматривать ее грудь. Нарочито медленно потянулся к ее джеркину.

– Пожалуйста, – прошептала она.

Его рука остановилась ровно над соском.

– Я не просил их это делать, Мария. Поверь мне.

Деликатным движением он приподнял полу ее одежды и прикрыл наготу. Положил розгу на скамью рядом с ней. Подчеркнуто медленно принялся застегивать на ней джеркин. Его длинные пальцы действовали осторожно, продвигаясь снизу вверх. Дважды она чувствовала прикосновение его рук к голой коже.

Она снова приглушенно застонала.

Сальваго справился с последней пуговицей и оказался лицом к лицу с Марией.