Меч и ятаган

– Когда мы беседовали в последний раз, ты высмеяла мой страх, Мария. Возможно, теперь ты лучше понимаешь это чувство. – Голос его звучал мягко, умиротворяюще. – Уверяю тебя, страх – ничто в сравнении с той действительностью, которая может ждать тебя здесь, в этой комнате.

Он провел пальцами по вырезу и по шее. Заметив выбившуюся прядь волос, он отвел ее со лба Марии и бережно пригладил:

– Ты мне веришь, Мария?

Она едва заметно кивнула.

Мария ощущала тепло его дыхания прямо у лица, губы его почти касались ее уха.

– Я не желаю тебе зла, Мария Борг. Я пришлю сюда твоего отца, пусть навестит тебя. Возможно, ты убедишь его поработать получше ради твоего спасения. В противном случае, боюсь, моя сдержанность, о которой я молился сегодня, может покинуть меня в следующий раз, когда ты окажешься в этой комнате.

– Не буду.

– Конечно будешь. Я тут перечитал кое-что из того, с чем тебя сюда доставили, – пьесу, написанную фра де Врисом.

По ее глазам он сразу понял, что попал в точку. Сальваго долго ломал голову, пытаясь вычислить схему Анжелы, и наконец, услышав о том, что де Врис посажен в темницу за интрижку с простолюдинкой, сложил два и два, ругая себя за тугодумие. Его сестра действовала из ревности, поскольку Кристиан де Врис спал с Марией Борг, а Анжела сама его добивалась. Люди так читаемы, и грехи их столь предсказуемы. Похоть или алчность. Когда мужчины или женщины действовали из других побуждений? Для целей, преследуемых Сальваго, в этом простом открытии не было ничего сверхъестественного. Значит, надо использовать другую стрелу из колчана Всевышнего, применить другое оружие, чтобы заставить Марию Борг помочь ему привлечь убийцу к ответственности.

Он наклонился к ней ближе, чтобы прошептать ложь:

– Его пьеса насквозь кощунственна. Твоего любовника выпустили из тюрьмы ордена, и теперь его арестовал я.

Глаза Марии расширились от ужаса.

– Это невозможно! Он рыцарь ордена! Вы не обладаете никакой властью над ним!

– Возможно, так и есть. Сам великий магистр привел этот довод епископу. Теперь решать Святому Отцу. Уверен, он примет правильное решение… в свое время. А пока твой любовник через зал от нас. Возможно, ты даже слышала его прошлой ночью. До тебя, должно быть, временами доносятся жуткие звуки.

Мария дернулась, пытаясь освободиться от оков.

– Вы сам дьявол во плоти! – прошипела она.

– Все наладится, Мария. Рыцаря можно освободить. Все, что от тебя требуется, – позвать сюда Якобуса.

Как по команде откуда-то донесся приглушенный крик. Мужской.

Сальваго мягко улыбнулся и тыльной стороной ладони вытер слезу со щеки Марии.

– Позови сюда птицелова, Мария, – прошептал он. – Просто позови его.

С этими словами Сальваго вышел из комнаты.

Когда Лука пришел, то остановился за дверью и заглянул в маленькое окошко. Ее вид поразил его.

– Мне сказали, что ты расскажешь, где найти Якобуса. Говорят, ты знаешь, как до него добраться и что ему сообщить.

– Я не знаю. Не знаю. Тебе что-нибудь известно о Кристиане, о рыцаре де Врисе, отец? Они тебе что-нибудь рассказали? Он жив?

– Ни о каком таком рыцаре я не слышал! Какое он имеет ко всему этому отношение? Во что тебя втянули? Как ты могла так оступиться?

Она прижалась к стене, обняв колени руками.

– Если бы я знала, где Якобус, то сказала бы тебе, – проговорила она сквозь рыдания, а потом вдруг покачала головой. – Нет, я бы никогда тебе не сказала! Передай ему, что я лучше умру, чем стану выбирать! Скажи, что ему придется убить меня!

Он считал дни. Прошло уже сто двенадцать или сто тринадцать. Он не знал, что там снаружи: день или ночь, дождь или солнце, завывает григель или наступило затишье.

У него отросла борода. Каждая третья или четвертая передача еды содержала сюрприз от Бертрана: кусок мяса, или фрукт, или ломтик нуги, но этого явно не хватало. У Кристиана постоянно урчало в животе, он донельзя исхудал, в то время как куча экскрементов в выгребной яме в углу продолжала расти.

Кристиан начал думать, что так и умрет здесь, как птица в клетке.

Он отыскал относительно гладкую часть стены. С помощью камешка нарисовал портрет Марии, высек на камне ее черты. А потом постоянно ощупывал его пальцами, чтобы убедиться, что она по-прежнему здесь, что он не выдумал ее. Каждый день она честно возвращалась и приветствовала его. Она была лишь росчерком на камне, легким пунктиром, но он чувствовал ее присутствие – контуры ее шеи, волну ее волос, прикосновение ее щеки, ее прекрасные глаза. Он целовал ее в губы, шептался с ней, мечтал о ней и строил вместе с ней планы.

Я не хочу умирать. Я должен дожить до того дня, когда вновь увижусь с ней.

Твердо решив не дать себе зачахнуть, он тренировался каждый день. Его мышцы приходили в слаженное движение на все более короткие периоды, в остальное время их все чаще одолевали спазмы и неконтролируемая дрожь или они просто отказывались ему повиноваться. Он находил насекомых у себя в волосах и съедал их.